Стихотворения

Черный Саша

В штабе ночью

В этом доме сумасшедшихНадо быть хитрей лисы:Чуть осмыслишь, чуть очнешься —И соскочишь с полосы…Мертвым светом залит столик.За стеной храпит солдат.Полевые телефоныПод сурдинку верещат.На столе копна пакетов —Бухгалтерия войны:«Спешно», «В собственные руки»…Клоп гуляет вдоль стены.Сердце падает и пухнет,Алый шмель гудит в висках.Смерть, смеясь, к стеклу прильнула…Эй, держи себя в руках!Хриплый хохот сводит губы:Оборвать бы провода…Шашку в дверь! Пакеты в печку! —И к собакам – навсегда.Отошло… Забудь, не надо:С каждым днем – короче счет…Перебой мотоциклетаЗакудахтал у ворот.Между 1914 и 1917

Отступление

Штабы поднялись. Оборвалась торговля и труд.Весь день по шоссе громыхают обозы.Тяжелые пушки, как дальние грозы,За лесом ревут.Кругом горизонта пылают

костры:Сжигают снопы золотистого жита, —Полнеба клубами закрыто…Вдоль улицы – нищего скарба бугры.Снимаются люди – бездомные птицы-скитальцы,Фургоны набиты детьми, лошаденки дрожат…Вдали по жнивью, обмотав раздробленныепальцы,Угрюмо куда-то шагает солдат.Возы и двуколки, и кухни, и девушка с клеткойв телеге,Поток бесконечных колес,Тревожная мысль о ночлеге,И в каждых глазах торопливо-пытливый вопрос.Встал месяц – оранжевый щит.Промчались казаки. Грохочут обозы, —Всё глуше и глуше невидимых пушек угрозы…Всё громче бездомное сердце стучит.Между 1914 и 1917

На поправке

Одолела слабость злая,Ни подняться, ни вздохнуть:Девятнадцатого маяНа разведке ранен в грудь.Целый день сижу на лавкеУ отцовского крыльца.Утки плещутся в канавке,За плетнем кричит овца.Всё не верится, что дома…Каждый камень – словно друг.Ключ бежит тропой знакомойЗа овраг в зеленый луг.Эй, Дуняша, королева,Глянь-ка, воду не пролей!Бедра вправо, ведра влево,Пятки сахара белей.Подсобить? Пустое дело!..Не удержишь – поплыла,Поплыла, как лебедь белый,Вдоль широкого села.Тишина. Поля глухие,За оврагом скрип колес.Эх, земля моя Россия,Да хранит тебя Христос!1916

Чужое солнце

Из цикла «С приятелем»

1

Сероглазый мальчик, радостная птица,Посмотри в окошко на далекий склон:Полосой сбегает желтая пшеница,И леса под солнцем – как зеленый сон.Мы пойдем с тобою к ласковой вершинеИ орловской песней тишину вспугнем.Там холмы маячат полукругом синим,Там играют пчелы над горбатым пнем…Если я отравлен темным русским ядом,Ты – веселый мальчик, сероглазый гном…Свесим с камня ноги, бросим палки рядом,Будем долго думать, каждый о своем.А потом свернем мы в чашу к букам серым,Сыроежек пестрых соберем в мешок.Ржавый лист сквозит там, словно мех пантеры,Белка нас увидит – вскочит на сучок.Всё тебе скажу я, всё, что сам я знаю:О грибах-горкушах, про житье ежей;Я тебе рябины пышной наломаю…Ты ее не помнишь у родных межей?А когда тумана мглистая одеждаВстанет за горой – мы вниз сбежим свистя.Зрей и подымайся, русская надежда,Сероглазый мальчик, ясное дитя!..

* * *

Когда, как бес,Летишь на санках с гор,И под отвесСбегает снежный бор,И плещет шарф над сильною рукой, —Не упрекай за то, что я такой!Из детства вновьБегут к глазам лучи…Проснулась кровь,В душе поют ключи,Под каблуком взлетает с визгом снег, —Благословен мальчишеский разбег!Но обернись:Усталый и немой,Всползаю ввысь,Закованный зимой…За легкий миг плачу глухой тоской.Не упрекай за то, что я такой!<1923>

Мираж

С девчонками Тосей и ИннойВ сиреневый утренний часМы вырыли в пляже пустынномКривой и глубокий баркас.Борта из песчаного крема.На скамьях пестрели кремни.Из ракушек гордое «Nemo» [205] Вдоль носа белело в тени.Мы влезли в корабль наш пузатый.Я взял капитанскую власть.Купальный костюм полосатыйНа палке зареял, как снасть.Так много чудес есть на свете!Земля – неизведанный сад…«На Яву?» Но странные детиШепнули, склонясь: «В Петроград».Кайма набежавшего валаДрожала, как зыбкий опал.Команда сурово молчала,И ветер косички трепал…По гребням запрыгали баки.Вдали над пустыней седойСияющей шапкой Исаакий [206] Миражем вставал над водой.Горели прибрежные мели,И кланялся низко камыш:Мы долго в тревоге смотрелиНа пятна синеющих крыш.И младшая робко сказала:«Причалим иль нет, капитан?»Склонившись над кругом штурвала,Назад повернул я в туман.1922K"olpinsee [207]

205

Nemo – имя персонажа романа Жюля Верна «20 000 лье под водой».

206

Исаакий – Исаакиевский собор в Петербурге.

207

Kolpin-see – озеро в провинции Мекленбург на востоке Германии.

Над

всем

Сквозь зеленые буки желтеют чужие поля.Черепицей немецкой покрыты высокие кровли.Рыбаки собирают у берега сети для ловли.В чаще моря застыл белокрылый хребет корабля.Если тихо смотреть из травы – ничего не случилось,Ничего не случилось в далекой несчастной земле…Отчего же высокое солнце туманом затмилосьИ холодные пальцы дрожат на поникшем челе?..Лента школьников вышла из рощи к дороге лесной,Сквозь кусты, словно серны, сквозят загорелые ноги,Свист и песни, дробясь, откликаются радостно в логе,Лягушонок уходит в канаву припрыжкой смешной.Если уши закрыть и не слушать чужие словаИ поверить на миг, что за ельником русские дети, —Как угрюмо потом, колыхаясь, бормочет траваИ зеленые ветви свисают, как черные плети…Мысль, не веря, взлетает над каждым знакомым селом,И кружит вдоль дорог, и звенит над родными песками…Чингисхан [208] , содрогаясь, закрыл бы ланиты руками!Словно саван, белеет газета под темным стволом.Если чащей к обрыву уйти – ничего не случилось…Море спит, – переливы лучей на сквозном корабле.Может быть, наше черное горе нам только приснилось?Даль молчит. Облака в голубеющей мгле…1922K"olpinsee

208

Чингисхан (1155–1227) – полководец, основатель Монгольской империи.

* * *

Грубый грохот северного моря.Грязным дымом стынут облака.Черный лес, крутой обрыв узоря,Окаймил пустынный борт песка.Скучный плеск, пронизанный шипеньем,Монотонно точит тишину.Разбивая пенный вал на звенья,Насыпь душит мутную волну…На рыбачьем стареньком сараеКамышинка жалобно пищит,И купальня дальняя на сваяхАвстралийской хижиной торчит.Но сквозь муть маяк вдруг брызнул светом,Словно глаз из-под свинцовых век:Над отчаяньем, над бездной в мире этомБодрствует бессонный человек.1922K"olpinsee

* * *

Тех, кто страдает гордо и угрюмо,Не видим мы на наших площадях:Задавлены случайною работой,Таятся по мансардам и молчат…Не спекулируют, не пишут манифестов,Не прокурорствуют с партийной высоты,И из своей больной любви к РоссииНе делают профессии лихой…Их мало? Что ж… Но только ими рдеютПоследние огни родной мечты.Я узнаю их на спектаклях русскихИ у витрин с рядами русских книг —По строгому, холодному обличью,По сдержанной печали жутких глаз…В Америке, в Каире иль в БерлинеОни одни и те же: боль и стыд.Они – Россия. Остальное – плесень:Валюта, декламация и ложь,Развязная, заносчивая наглость,Удобный символ безразличных – «наплевать»,Помойка сплетен, купля и продажа,Построчная истерика тоскиИ два десятка эмигрантских анекдотов…<1923>

Русская Помпея

* * *

Прокуроров было слишком много!Кто грехов Твоих не осуждал?..А теперь, когда темна дорогаИ гудит-ревет девятый вал,О Тебе, волнуясь, вспоминаем, —Это всё, что здесь мы сберегли…И встает былое светлым раем,Словно детство в солнечной пыли…<1923>

Весна на Крестовском [209]

А. И. Куприну

Сеть лиственниц выгнала алые точки.Белеет в саду флигелек.Кот томно обходит дорожки и кочкиИ нюхает каждый цветок.Так радостно бросить бумагу и книжки.Взять весла и хлеба в кульке,Коснуться холодной и ржавой задвижкиИ плавно спуститься к реке…Качается пристань на бледной Крестовке.Налево – Елагинский мост.Вдоль тусклой воды серебрятся подковки,А небо – как тихий погост.Черемуха пеной курчавой покрыта,На ветках мальчишки-жулье.Веселая прачка склонила корыто,Поет и полощет белье.Затекшие руки дорвались до гребли.Уключины стонут чуть-чуть.На веслах повисли какие-то стебли,Мальки за кормою как ртуть…Под мостиком гулким качается плесень.Копыта рокочут вверху.За сваями эхо чиновничьих песен,А ивы – в цыплячьем пуху…Краснеют столбы на воде возле дачки,На ряби – цветная спираль.Гармонь изнывает в любовной горячке,И в каждом челне – пастораль.Вплываю в Неву. Острова – как корона:Волнисто-кудрявая грань…Летят рысаки сквозь зеленое лоно.На барках ленивая брань.Пестреет нарядами дальняя Стрелка [210] .Вдоль мели – щетиной камыш.Всё шире вода – голубая тарелка,Всё глубже весенняя тишь…Лишь катер порой пропыхтит торопливо,Горбом залоснится волна,Матрос – словно статуя, вымпел – как грива,Качнешься – и вновь тишина…О родине каждый из нас вспоминая,В тоскующем сердце унесКто Волгу, кто мирные склоны Валдая,Кто заросли ялтинских роз…Под пеплом печали храню я ревнивоПоследний счастливый мой день:Крестовку, широкое лоно разливаИ Стрелки зеленую сень.<1921>

209

Крестовский – один из островов Петербурга. В течение ряда лет Саша Черный жил именно в этом районе города.

210

Стрелка – в данном случае мыс на месте слияния Большой Невки и Средней Невки.