Стихотворения

Львов Михаил Давыдович

1957

Соловьи Салавата

Жил я в детстве когда-то На земле Салавата — Соловьиного края, В переливах курая, За Лаклами, у Ая, Там, где реки сливались, Где луга заливались, Где вовсю заливались Соловьи Салавата. Там заря занималась Нашей жизни когда-то. Там я жил маловато — Только детства кусочек, Только школы чуточек, Только детские годы. Там уральские горы. Там такое есть место — «Соловьиное горло». Соловьям там аж тесно, В «Горле» — детские горны. Соловьиною песней Перехватывай горло! Там давно в Насибаше Люди добрые наши Двух сирот нас увидели, Без родных, без родителей, Накормили досыта И

меня и Рашита. Это мной не забыто. О крестьянские мамы, От болезней и бедствий Ваши древние средства Нас спасли. Как я мало Спел вам песен — за детство Благодарного слова Не сказал вам покамест. Я приеду к вам снова, Поклонюсь и покаюсь. Я еще не на пенсии, Это мне рановато. Поучусь у вас песне, Соловьи Салавата.

1960

«Опять увидел я лаклинские поля…»

Опять увидел я лаклинские поля, Башкирские края, и плыл по Аю я, И молча, не спеша, шел берегом его, И плакала душа, не знаю отчего. И видел детства дом, Грустил я возле дома. И, грустный, шел потом с Мустаем возле Демы; Я вспоминал свой край, свой Салаватский край. Давай, мой друг Мустай, со мною дни листай. Ты знаешь ведь: я — есть, какой ни есть — а есть! А где имел я честь =на свет явиться? Здесь! Да, здесь я начинался. Здесь образ ранний мой впервые начертался. Я где-то здесь возник по зову Бытия. Я вечный твой должник, Башкирия моя! Здесь бегал босиком и звонко голосил. Твой чудный чернозем здесь хлеб мне колосил. Раскрыла мир мне вдруг, как сказочный цветок, — На север и на юг, на запад и восток, Ко всем дорогам ключ ты в руки мне дала. И навсегда свой луч над головой зажгла. Возврата в детство нет (хоть ездим, мы домой) — Но в сердце — детства свет и милый образ твой! И Белая и Ай мне ближе, чем моря! Спасибо, добрый край, Башкирия моя!

1965

Отцу

Мой отец с лицом колониальным, С бородою белой — аксакал, Сын твой рано — в детстве давнем, дальнем — Из степей башкирских ускакал. С каждым годом жизнь его чудесней, От родного Ая вдалеке Он от счастья сочиняет песни На великом русском языке. И в народе русском гениальном Миллионы у него друзей. Мой отец с лицом колониальным, Как мне жалко юности твоей, Юности без песен и без счастья И без ласки детства твоего. Пусть мое душевное участье Не изменит в прошлом ничего, Но покамест старость не накинет На меня сияющий парик, Голоса покамест не отнимет — Буду петь и за тебя отныне, Дорогой, родной до слез старик.

1957

Впадали реки в реки

Мустаю Кариму

Был пароход наш белый, Шел пароход по Белой, Еще водой не бедной. Давал гудок победный. И всматривались люди в поселки и холмы. Мы палубу по кругу измерили ногами. Уснули мы на Белой — проснулись мы на Каме. …Уснули мы на Каме — на Волге встали мы. Впадали реки в реки, как будто руки в руки… Из рук да в руки реки передавали нас! Мы так и представляли! Скульптурные, как греки, =(гомеровские греки), Мы солнцу подставляли то профиль свой, то фас. И Волга нас качала. И нас Казань встречала И говорила очень приятные слова. И Горький с нежным Нижним встречал нас у причала. А впереди скучала уже о нас Москва. И влажная купальщица махала нам с мостка. Махали наши реки волнистыми платками. Как крылья за спиною — их ситцевый туман. И вот уже ни Белой, и вот уже ни Камы. Идем Московским морем в Москву, как в океан! Впадали реки в реки, и воды прибывали. И люди приготовились к последнему броску. С ладони на ладони меня передавали Родные реки наши. Вот так я «впал» в Москву.

1965

В

Казани

Народ, мне давший жизнь и душу, Свою нестынущую кровь, Не замерзавшую и в стужу, Твой сын к тебе вернулся вновь. И после долгих лет разлуки, В порыве счастья и любви, Целует ласковые руки Тысячелетние твои.

1957

«Слышу древние песни…»

Анджеле

Слышу древние песни, Песни волжских булгар. А понятнее если: Песни древних татар. За вином ли, за чаем ли — Всюду слушать готов Эти песни отчаянья, Безысходных годов. В них такая пронзительность, Так в них много всего, Простоты поразительность, И, как рана, родство: Из бездонных столетий Мой народ и родня Шлет страдания эти, Окликает меня: — Не забудь эту землю, Улетев за моря… Я «туземец», «туземец», Дорогая моя. Никуда я не денусь От такого родства. Я «российский индеец», Ты, наверно, права… Где теперь мои «кони», Средь каких скоростей? Не в лесах, не на лоне Первозданных степей. Я «индеец» в нейлоне, В стане белых друзей.

1965

Мой татарский язык

Я по-татарски говорю в Казани, Но мой словарь пока что не богат, Хоть в мир пришел с татарскими глазами, Хоть звался в детстве именем Рафгат. Еще не бравший в руки даже книги, Я с детских лет был в город увезен — В другой язык, как океан, великий, Безбрежный, титанический, как он. И на просторах этих океанских Не первый год я моряком служу И свой корабль среди судов гигантских В словесные сражения вожу. Но здесь, у берегов татарской речи, — Как будто не моряк, а фронтовик — Стою, боясь с морским простором встречи, — Простит меня татарский мой язык: Ведь для него я мальчиком остался И совершеннолетья не достиг — Лишь только-только с букварем расстался И не писал ни песен и ни книг.

1956

Памяти матери

Это страшно. Ты в землю ушла навсегда. Ни дожди, ни рассветы тебя не касаются больше. Далеко от столицы село Насибаш. Далеко от могилы твоей. Сознавать это больно. Навсегда, навсегда, на века, на века Безвозвратно в планету уходят любимые люди… Снова ночь на глаза мои тьму навела, И закрыла весь мир, и опять одиночество будит. И ничем я тебе не сумею помочь, Если даже я в землю уйду за тобой добровольно. Только тьма под землей. Только ночь. Только ночь. Только вечная ночь! Сознавать это жутко и больно. Буду думать, что ты возвратилась сюда. Возвратилась сюда, обитаешь ты где-то в природе. Смотрит с неба твоими глазами звезда, И с тобою сравнимые люди порою проходят в народе. Буду думать, что ты обитаешь в цветах, Что дано тебе ветром порой до меня доноситься. Буду к людям нежней. Ты средь них. Ты не прах. И ни с чем мне иным невозможно, нельзя примириться.

1963

«Как нужна человеку родная семья…»

Как нужна человеку родная семья, Дом с теплом бескорыстным и светом. Если б только жива была мама моя, Я бы стал гениальным поэтом. Жизнь! Ты много мне силы и счастья дала, Только мама моя за оградою. Не успел я родиться — она умерла, Ты меня беспощадно ограбила. И ни разу я в жизни к груди не прижал Эту добрую-добрую голову. И ни разу я в жизни домой не бежал К ней прижать свою голову гордую. И всю жизнь не хватало мне доброй семьи, Боль сиротства за горло хватала… Вам, и други мои, вам, и строки мои, Тоже мамы моей не хватало.

1964

Байрон

Знал ли ты, великий бард английский, Ввергнутый в миров водоворот, Что в степи неблизкой, заилийской, Где-то там казахский есть народ? Все ты знал о Риме и Афинах, Кто царил, кто на кого напал, Знал ты и о русских и о финнах, Знал, как погибал Сарданапал. В Грецию звала тебя свобода. С греком в бой шагая, словно брат, Ты не знал казахского народа. Только в этом ты не виноват. А сегодня, в ленинской России, Воздух взмахом рук своих рубя, Молодой казах, как ты, красивый, На казахском мне читал тебя! Сердцем понимаю переводы. Слышу речи байроновской ритм. Слушайте, поэты и народы: Байрон по-казахски говорит!