Стилист для снежного человека

Донцова Дарья

Глава 25

Телефон затрезвонил снова, ожидая услышать голос Нины Алексеевны, я крикнула:

– Из ворот выруливаю.

– Привет, – сказал мягкий баритон, – как дела?

Прижав аппарат щекой к плечу, я стала застегивать пояс.

– Добрый вечер. Все хорошо.

– Узнала?

– Нет.

– Паша Селиванов, – представился мужчина.

Я, по-прежнему удерживая сотовый щекой, схватила сумочку. Пашка Селиванов давно и безнадежно ухаживает за Светкой, знакомы они столько лет, что и вспомнить нельзя. Паша являет собой редкостный пример мужчины-однолюба,

не теряющего надежды рано или поздно «окольцевать» даму сердца. Светка великолепно относится к Селиванову, жалуется тому на очередного мужа, рыдает в жилетку после развода и с удовольствием принимает от Пашки помощь. Селиванов обеспеченный человек, он не только утешает Светлану, но и делает ей подарки. Паша надеется, что когда-нибудь Светка опомнится и обратит внимание на верного приятеля. Один раз, увидав, как у него изменилось лицо, когда он услышал о новом кавалере Светланы, я попыталась объяснить Селиванову, что старый друг – это клеймо. Шансов у Пашки жениться на Светке еще меньше, чем у полковника на мне, но он мгновенно заявил:

– Дегтярев сам не собирается обзаводиться супругой. А Светусик когда-нибудь придет ко мне. Ничего, я подожду.

Верность Селиванова восхищает, а тупость и нежелание реально оценивать ситуацию злит.

– Что у Светки случилось? – спросил Пашка.

Я быстро рассказала про украденный ноутбук и угнанную машину.

– Во народ! – завозмущался Селиванов. – Ну, сволочи! Прут любую вещь.

Пашка обладает еще одним, доводящим меня до истерики качеством. Он никогда ни в чем не обвинит обожаемую Светоньку. Да любой нормальный, трезво мыслящий мужчина сразу бы воскликнул:

– Ну и дура! Кто же дорогой компьютер в тачке на улице оставляет! Ясное дело, сперли, сама виновата, нечего рыдать!

Но Селиванову подобная фраза даже не придет в голову, он моментально обвинит всех, кроме Светы.

– И ты ищешь вора? – вдруг спросил Паша.

– Честно говоря, нет, – призналась я, влезая в «Пежо».

– Почему?

– Во-первых, мне некогда, а во-вторых, считаю подобное занятие бессмысленным. Компьютер давно продали, таратайку разобрали на запчасти. Посоветуй Светке впредь дублировать нужную информацию и не оставлять ноутбук лежать в одиночестве на сиденье незатонированной машины. Впрочем, я могу поговорить кое с кем из приятелей Дегтярева, иногда…

– Не надо, – быстро сказал Пашка, – не ищи тачку.

– Да? – удивилась я.

Честно говоря, сейчас я ожидала услышать от Селиванова гневный вопль в свой адрес, нечто типа: «Бедная Светочка рыдает, а ты пальцем о палец ударить не хочешь».

– Сам найду мерзавца, – сообщил Пашка, – верну Светочке ноутбук, вот тогда она, наверное, поймет, оценит, сообразит! Этот компьютер ей необходим, усекла? Принесу потерю и сделаю предложение руки и сердца.

Мне стало смешно.

– Действуй, может, получится.

– Я уверен в успехе, – воскликнул Пашка, – стопроцентно, главное – ты не лезь!

Я хихикнула и поехала к Нине Алексеевне.

– Рукопись привезла? – воскликнула старуха, увидав меня на пороге.

– Нет.

– Отправляйся назад.

– Я не имею права давать вам на прочтение неопубликованную вещь.

– Зачем тогда явилась?

Я посмотрела на злое лицо Нины Алексеевны и приветливо улыбнулась.

– Ради вас я нарушила одно правило, но через все остальные переступить не смею. Я могу сообщить сестре: произведение плохое, сырое, более того, клеветническое, если выпустишь его, будет огромный скандал. Наташа послушается, и книга никогда не увидит свет. Я долгие годы дружила с Милой, хорошо знаю вас и ее и поэтому пришла просто поговорить, память у меня великолепная, факты изложу почти дословно. Может, впустите меня в комнату, или в коридоре общаться станем?

– Входи, – другим, более любезным голосом сказала Нина Алексеевна.

По хорошо знакомой дороге я дошла до кухни-столовой и села на стул. Мать Милы устроилась напротив и, даже ради приличия не предложив гостье ни чаю, ни кофе, велела:

– Говори.

– Владлена Богоявленского знали? Поэта советских лет?

– Тоже мне, Пушкин, – фыркнула старуха.

– Так водили знакомство с Богоявленским? Он пишет, что Николай его бывший одноклассник и что сам Владлен в детстве буквально жил у Шнееров.

– Ну верно, – нехотя подтвердила Нина Алексеевна. – Николай Израилевич был из очень интеллигентной семьи. Отец его, правда, погиб, когда сыну исполнилось то ли три, то ли четыре года, Израиля Шнеера уничтожили в немецком концлагере. Мать Николая, Сара Абрамовна Шнеер, была скрипачкой, ее сестра очень известным переводчиком, брат служил в каком-то НИИ, он имел докторское звание. Жили мы все вместе, в огромной квартире на Арбате. Потом старики умерли, мы с Колей и Милочкой остались втроем.

В былые годы в доме у Шнееров собирались творческие люди, играли на фортепьяно и скрипке, поэты читали стихи, в общем, настоящий салон, душой которого была Сара Абрамовна. Она более никогда не вышла замуж, любовников не заводила, перечеркнула свою женскую жизнь жирной чертой и воспитывала Николая, постоянно говоря мальчику:

– Живи так, чтобы бедный папа гордился тобой.

И Коля очень старался, боясь разочаровать маму. С первого класса во всем был первый, получал одни пятерки, ходил в консерваторию на концерты, а в свободное время лазил по полкам библиотеки.

Дед Николая, Исаак Шнеер, собрал колоссальное количество томов, из-за любимых книг он, когда немцы подобрались к Москве, отказался выезжать в эвакуацию.

– Значит, судьба погибнуть тут, – отвечал Исаак своим знакомым, – в любимой квартире, на своем диване.

Но каким-то чудом дом, в котором жило не одно поколение семьи Шнеер, уцелел. В него не попали ни снаряды, ни бомбы, а сам Исаак пережил войну в столице СССР. Вскоре в родное гнездо вернулись и все его дети, кроме отца Николая.

Семья Шнееров была религиозной, о своих привычках они не распространялись, но обычаи соблюдали, правда, без фанатизма. Отмечали не только еврейские, но и советские праздники, Седьмого ноября и Первого мая в их квартире пахло пирожками точь-в-точь, как и у соседей.

Сара была умна, она рассказывала сыну не только историю еврейского народа, но и русские сказки. А когда мальчику исполнилось семь лет, мать сказала:

– Знаешь, в школе тебе лучше зваться Николаем, а не своим родным именем.