Стилист для снежного человека
Шрифт:
Коля хохотнул.
– Ну тебя, кореш, ничего не берет, где нашел Василису Прекрасную? В больнице? В реанимации? Умираю, но не сдаюсь?
– Все при встрече.
– Лады, – хихикал Коля, – есть тут местечко, пельменная в парке, стекляшка. Я там иногда ужинаю, когда с Нинкой пособачусь, хотя, может, прямо ко мне зайдешь?
– Нет! Твоя Нинка подслушает и Аньке доложит.
– Верно, – заржал Николай, – да и момент не подходящий, мы с утра опять разводиться решили. Чистый цирк с клоунами, разоралась,
В стекляшке клубился народ. Шнеер и Богоявленский взяли гнутые пластмассовые подносы, положили на них мятые алюминиевые ложки, поставили белые тарелки со скользкими комьями из теста с жилами и граненые стаканы, наполненные светло-бежевой жидкостью, которая гордо называлась кофе, нашли свободный столик, протерли его одной-единственной торчащей из вазочки салфеткой и приступили к трапезе.
– Ну-ка, постой, – велел Коля.
С этими словами он раскрыл портфель и вытащил из него небольшую, сужающуюся кверху стеклянную бутылочку.
– Во, кетчуп, болгары делают! Вкусная штука, в заказе дали, как раз к пельменям, – возвестил Шнеер.
Друзья полили скользкие катышки темно-красным соусом, и Владлен тихо сказал:
– Слушай, тут такое дело!
Пока Богоявленский излагал цепь событий, Шнеер молча засовывал в рот пельмени.
– Ну, что скажешь? – пихнул его под столом ногой Владлен, – кто меня убить решил? «Детский мир» за рукопись, похоже! Значит, и Ося, и Игорь погибли не своей смертью!
Коля мрачно смотрел в стол.
– Отреагируй хоть как-нибудь! – обозлился Владлен. – Мне не с кем посоветоваться, кроме тебя.
– Знаешь, где я работаю? – неожиданно спросил Коля.
– В НИИ, – удивился Владлен.
– Каком?
Богоявленский пожал плечами.
– Ну, закрытом. Ты же никогда не рассказывал.
– Верно, – кивнул Шнеер, – но тебе не казалось странным, отчего я после филфака отправился в некое учреждение, почтовый ящик?
– Не в школу же идти, – справедливо ответил Владлен, – и потом, насколько помню, твои дед и отец там же служили.
– Мой отец погиб в концлагере, – кивнул Коля, – я родился в 39-м, как и ты. Летом сорок первого, когда началась война, мы отдыхали под Брестом, у родителей мамы. Я, естественно, ничего не помню, вообще, ни как мама меня на себе несла, ни как она от фашистов удрала, вообще ничего. Матери с огромным трудом удалось добраться до Москвы, до свекра и других родственников. Про отца ничего известно не было. Только в тысяча девятьсот шестидесятом маме удалось узнать правду, папа попал в концлагерь и там погиб. Сам понимаешь, человеку с фамилией Шнеер и семитской внешностью было никак не выжить. Но отец никогда не работал там, где служу я, в КГБ.
Владлен уронил бутылку с кетчупом.
– Ну ты даешь, – обозлился Николай, – поосторожней нельзя? Когда еще такое в заказе дадут!
– В КГБ? – залепетал Богоявленский. – Но… ты же интеллигентный человек.
– Нам такие очень нужны, – кивнул Коля, – понимаешь, структура огромная, чем я занимаюсь, не скажу, но среди моих коллег есть и профессора, и… много других очень талантливых людей. Охранять безопасность государства можно по-разному, грубо говоря, либо кулаками, либо мозгом, так вот, я работаю головой.
– Но ты еврей, – бормотал Владлен.
– Ага, – кивнул Коля, – жид пархатый. И что?
– Еврей в КГБ?
Шнеер положил вилку.
– Дурак, – усмехнулся он, – что ты вообще о комитете знаешь? Евреи нам, как и все умные люди, тоже нужны.
– Ну… того… в общем… я пошел домой, – брякнул Владлен.
– Сядь, – гаркнул Коля, – мы сколько лет дружим?
– Так со школы еще!
– Я тебя хоть раз подводил?
– Нет.
– Предавал?
– Нет.
– Тогда в чем дело?
– Э… э…
– В моей работе?
– Ты о ней ничего не рассказывал!
– Права не имею. А сейчас вот сообщил, в надежде на то, что ты умеешь держать язык за зубами. Значит, так, езжай домой и сиди тихо, – велел Коля, – ни с кем более ситуацию не обсуждай!
– Ясно.
– Даже с Аней.
– Понял.
– По издательствам не бегай.
– Ладно.
– Дома не болтай, могут прослушивать.
– Ага, – испуганно кивал Владлен.
– Упаси тебя бог прийти в ЦДЛ, напиться и понести чушь.
– Да, да, да!
– Вот и молодец, – улыбнулся Николай, – как раздобуду информацию, позвоню. Значит, твоя задача сидеть тише воды, ниже травы и вести жизнь черепахи. Поел и спать лег, не бегай за бабами, прикинься больным.
Богоявленский послушался Шнеера и осел в квартире, дальше двора он не выходил и со всеми знакомыми вел разговоры лишь о погоде.
Летом Николай позвал их с Аней к себе на дачу, на шашлык. Гостей приехало много, мяса и выпивки хозяева запасли без счета, и вскоре все упились до свинячьего визга, даже женщины. Трезвую голову сохранили лишь двое: Владлен и Николай.
– Пошли в лес, – предложил Шнеер, – погуляем, пока эти дрыхнут, вон мне фоторужье подарили, испробуем.
Когда дошли до поваленного бурей дерева, Шнеер мрачно приказал:
– Садись и слушай. Это, пожалуй, единственное место, где откровенно поговорить можем. Значит, так, теперь я знаю все.
Владлен сел на корявый ствол, а Коля начал рассказывать про Волка. Через некоторое время Богоявленского затрясло от ужаса.
– Меня убьют, – прошептал он.
– Нет, если более не станешь предпринимать попыток издать дурацкую рукопись на Западе.