Стиляги
Шрифт:
Виктор Лебедев:
Тогда легкая промышленность наша не давала возможности одеться так, как хотелось, и поэтому шили домотканые какие-то вещи, копируя западные образцы. Я, например, купил такой материал «бобрик», и из бобрика мне сшили какое-то ужасно уродливое пальто, но я им восхищался, выходил в нем на Невский проспект.
Все утрировалось. Наши ателье это шили по нашей просьбе – из тех тканей, которые были, – как протест вот этому серому абсолютно ширпотребу, который продавался в то время у нас. Куртки шили до колена – какие-то клетчатые куртки «сто пуговиц». Их не сто, конечно было, а пуговиц двадцать. Какие-то джинсы нам шили из плащевой ткани – там какой-то был человек на шестой Советской улице,
Валерий Попов:
Когда я поступал в институт и собеседование проходил как золотой медалист, мне нужно было достать брюки приличной ширины – у меня все были ушитые, перешитые в «дудочки». И у меня был друг Слава Самсонов, который гениально владел маминой машинкой и ушивал брюки просто до предельной узости. Образно говоря, «с мылом» натягивались – еле-еле. А снимать было еще труднее. Без посторонней помощи их было не стащить. Но для собеседования я взял у двоюродного брата брюки приличной ширины. Что, может быть, и спасло мою судьбу. Потом пошли уже хорошие вещи, какой-то импорт. Я помню, пришел в театр, и ко мне подошел такой красивый седой мужчина. Говорит: «Наверно, вам нужно одеться?» И я пришел к нему. Дом у него напоминал турецкие магазины. Там было все – даже подносы какие-то, чайники, кофты, бонлоны так называемые – «удавки» нейлоновые. Я помню, что оттуда вышел совершенно ошеломленный. Сейчас я понимаю, что это, конечно, турецкая такая дешевка. Но в то время это было колоссальным стимулом. Мы понимали, что жизнь меняем вообще, вырываемся из этой серятины. Школа – все это идет к черту. Мы – свободные люди!
Валерий Сафонов:
Узкие брюки – это была мода и в Америке, и в Европе. А здесь наши фабрики шили даже еще по моде тридцатых годов широкие брюки. Как-то они припозднились в этом смысле.
Борис Дышленко:
Одежду перешивали: брюки суживали. Если удавалось достать какой-нибудь пиджак клетчатый, необычный – это уже было каким-то достижением. Галстук был в те времена существенной деталью костюма стиляги. И чем ярче, тем лучше. Не стандартный галстук, выпущенный тогда – обычный, в косую полоску, а какой-нибудь с пальмой, с обезьяной. Или какой-нибудь японский галстук с вышитым драконом – это было очень престижно. У меня был великолепный галстук с вышитым драконом. Но я его испортил – я его вздумал постирать в горячей воде – и все. Я не знал, что шелк нужно стирать в холодной воде. А купил я его у своего приятеля-студента. По тем временам довольно дорого – за бутылку водки. Тогда галстук в магазине стоил рубль-двадцать, а я отдал примерно в два раза дороже.
Валерий Сафонов:
Эту моду очень быстро освоили портные, сапожники наши. Шили пиджаки с широкими плечами, из «букле» – это ткань такая плотная, толстая. Немножко все утрированное, не так, как было на Западе. Там шили нормальную одежду, а здесь все утрировали. Головные уборы даже шили. Резиновый был козырек и тоже «букле» – подражало своей формой американским кепи тридцатых годов. Называлась «кепка с пиздой» – потому что на ней была складочка такая прошитая. Это тоже сразу же отличало тебя от людей, у которых другие головные уборы.
Галстуки шили – с обезьянами: пальма там, обезьяна. У меня с обезьянами, конечно, не было. А потом из Китая стали привозить такие шелковые галстуки – они тоже были очень пестрые и яркие. Китайского шелка, с таким рисунком китайским специфическим, растительность какая-то китайская. Узкие, их называли «селедочка».
Был портной – брат соседки моей тетки. Павел Давыдович – фамилию его, к сожалению, не помню. У него были журналы фирменные. Он был вообще журналист, но считал, что каждый человек должен иметь вторую профессию. На случай войны, каких-то передряг – что-то руками надо уметь делать, иначе – пропадешь. Инженеры никому не будут нужны, журналисты тоже…
И раз он мне сшил пальто. То ли Жерар Филипп здесь был, то ли фотографию я где-то увидел его – я уже не помню. И мне понравилась модель его пальто. Я пришел, попросил Павла Давыдовича: давай, ты мне сваргань такое пальто. И он мне сшил. Это был десятый класс – то есть, пятьдесят шестой год.
[Павел Давыдович] и меня тоже, кстати говоря, учил, и я умел шить. И я сам брюки шил – «трузера». Именно брюки было трудно купить американские. Пиджаки еще были, а брюк не было. Пиджак я сшил один раз, но это было мучительно, противно. И потом я шил только брюки. Обшивал всех своих друзей – всем шил брюки. Ткань-то можно было нормальную купить.
Дакрон – это был такой материал новомодный американский. Не нейлон, а именно дакрон, и рубашки были дакроновые, и пиджаки дакроновые. Для американцев это было дешевкой, а для нас выглядело очень эффектно. Новая ткань такая. Рубашки были смешанные – дакрон с хлопком. Они очень легко стирались, сушились, и их можно было не гладить.
Юрий Дормидошин:
Я купил плащ у финнов. Он весь переливался. Я его купил за четырнадцать рублей – долго торговался, [сбил цену] с двадцати. И я был просто каким-то героем несколько дней. Потом я влез в краску и понял, что его надо продавать. Мне дали за него сто рублей и поддельный аттестат за окончание десяти классов: я сделал шикарный бизнес. Сто рублей тогда были большие деньги. И аттестат тоже стоил что-то – мне он нужен был куда-то.
Вадим Неплох:
Каучук наклеивали на обыкновенные ботинки, чтобы толстая была такая подошва. Узенький галстучек. Узкие брюки, и пиджаки – такие плечи большие. И подкладывали плечи тоже. Но мы не относились к этим «ультра-стилягам», не были стиляжными ортодоксами, на которых рисовали карикатуры. У нас была более американского стиля одежда. Мы не выделялись среди других стиляг – а некоторые делали невозможные вещи, чтобы как-то эпатировать публику. А мы не эпатировали, просто думали, что это хорошо. Но все равно вызывали ненависть какую-то, потому что «другие» люди всегда вызывают ненависть.
Олег Яцкевич:
Стоим с приятелем в кафе-автомате, кушаем. И говорит он – от переполнявших его чувств: «На мне все штатское». А я: «А что, все должно быть военное?» Он: «Дурень ты, все из Штатов». А у него тетка где-то в Калифорнии – еще первой волны иммигрантка – ему ежемесячно посылала пятьдесят долларов. А те пятьдесят долларов – это не те пятьдесят долларов, что сейчас. На них можно было что-то купить в спецмагазине.
Анатолий Кальварский:
[Такую одежду] видели в фильмах. Фильмов этих было очень мало. Тогда можно было посмотреть несколько фильмов подпольно. На одной квартире мы собирались и смотрели, в частности, «Серенаду Солнечной Долины», потом «Джордж из Динки-джаза» и еще какие-то картины. Естественно, одежда киногероев очень резко отличалась от нашей. Я не могу сказать, что именно это меня подвигло. Но вот, например, я с удовольствием купил у одного чешского студента – через своего знакомого – весьма поношенные, но на толстой подошве туфли. Узкие брюки мне просто нравились, потому что они никогда не были мятыми, и я с удовольствием их носил.
Я играл тогда в таком полупрофессиональном джазе. Играли мы танцевальные вечеринки. На них собиралась молодежь, которая любила послушать или потанцевать под джаз.
Хотелось нравиться девушкам. Девчонкам нравились стиляги – во всяком случае, люди, одетые со вкусом. Было, конечно, очень много карикатурных моментов. Например, куртки из шарфов каких-то шили, очень смешные. Совершенно дикое сочетание цветов было у людей безвкусных. Но были люди, которые очень хорошо и красиво одевались. Я помню, что очень хорошо одевался к сожалению ныне покойный Константин Носов, с большим вкусом. Однако это не помешало комсомольскому патрулю разрезать его брюки на Невском проспекте.