Стиратель
Шрифт:
— Ну, как тебе этот домик, Мих? То, что нам нужно?
Сдержанно киваю. Действительно, то что нужно. Снаружи здание неказистое, и не самый центр — но Пурвц город небольшой, так что это не проблема. Зато три помещения, одно из них — с достаточно большим, по местным меркам, окном, худо-бедно пропускающим дневной свет. Здесь можно сделать операционную, там — приемную, а в этой комнатушке посадить ассистента, будет навроде регистратуры. Есть облицованная изразцами печь, так что зимой здесь нормально будет. И даже десяток учеников сможет разместиться,
— Это еще не все, — лукаво улыбается Гар и устремляется к узкой винтовой лестнице.
Поднимаюсь на ним. Наверху — две комнатки. Потолок скошенный, и окна крохотные — но все равно это изолированное частное жилье. Мебели нет, но это даже к лучшему: можно будет обставить на свой вкус.
— Полагаю, нам это подходит, — говорю. — А сколько владельцы хотят за аренду?
— Здесь небольшая загвоздка, — признается Гар. — Хозяева ни в какую не соглашаются на аренду. Только на продажу. Я бы купил этот дом и сдал тебе, но у меня сейчас плохо со свободными средствами…
Жаль, такой удачный вариант… Вообще мне нравится в этом городе. Главное — пациентов, способных заплатить за прием, тут хватает, и из деревень окрестных еще едут… Вполне можно обосноваться здесь. И благоденствовать с нарастающей силой.
— Однако хозяева согласны принимать платежи в рассрочку, — обнадеживает Гар. — Тут не слишком-то много покупателей, так что перебирать харчами им не приходится. Поначалу они цену заломили, но торговаться я мастак, так что скостил до полумиллиона монет.
— Медных монет? А не проще в серебро пересчитать?
Понятие серебряная монета в языке есть, но Гар смотрит на меня странно, испуганно даже. Похоже, что-то не то сморозил.
— Низшие не могут владеть серебром, — тихо говорит Гар, несколько секунд молчит, а потом возвращается к своему обычному бодрому тону. — Первый взнос — всего пятьдесят тысяч монет. Я могу собрать половину, остальное придется выделить из заработков. Если затянуть пояса и откладывать две трети дохода…
Потираю подбородок. Только намылился заказать себе у портного новую одежду… с другой стороны, старая пока вполне пригодна, а живу я на всем готовом. Самое время инвестировать! Иначе ударят морозы, и принимать пациентов станет негде. Решаюсь:
— Нужно все как следует посчитать. И если мы тянем эти платежи, надо вкладываться в будущее.
— Прости, но я должна завязать тебе глаза, — говорит Нелле. — Таков наш обычай.
— И что, мы прямо так по улице пойдем? Тебе не кажется, что это только привлечет к нам больше внимания?
— Улицы в этот час пустынны. А братья не согласны принять тебя на других условиях.
Думаю в который раз, не бросить ли эту затею к чертям собачьим. Какое-то подпольное собрание еретиков… нет, не еретиков, религии-то здесь нет… скорее, недовольных текущим положением дел. Конспираторы хреновы… И чем это может для меня обернуться? Стоит ли вообще с ними связываться?
С другой стороны… потираю шрам на левой щеке — все еще саднит, хотя столько
Леночка ведет меня через город, держа под руку. Странное ощущение, словно я слепой или инвалид… Идти, по счастью, приходится недалеко. Спускаемся по узкой лестнице без перил — очевидно, в некий подвал. Здесь душно, пахнет горелым воском, плесенью и почему-то старыми непромытыми половыми тряпками.
— Обожди немного, сейчас начнем, — шепчет мне Леночка и отводит меня к каменной стене.
По комнате ходят какие-то люди, шепчутся, шуршат, передвигают предметы. Смотрю на них через Тень. Их двенадцать вместе с Леночкой. Четыре женщины, восемь мужчин, все разного возраста и состояния здоровья. По аурам считываются тревога и нервное напряжение.
Двое мужчин заводят ритмичный речитатив — бас подает реплику, тенор отвечает ему, и так по кругу, повторяя один и тот же текст. Не сразу мог разобрать слова, переводчик подтормаживает, потому что это архаичная форма языка. По смыслу выходит что-то вроде:
— Прииди к нам, господин наш!
— И даруй нам свет, Знанием своим озари нас!
Этот призыв к, по всей видимости, давно погибшему аристократу они повторяют без конца. Становится чертовски скучно. Я бы даже вздремнул, но стена, к которой я привалился, холодная и сырая.
Наконец поверх речитатива вступает новый голос, чистый и пронзительный. Не сразу понимаю, что это моя Нелле:
— Господин наш Сет, посмотри на нас! Обрати взор свой на страдания наши! Из глубины мы взываем к тебе, услышь голос наш! Защити нас и огради от Высших! Даруй нам Знание своё, в котором есть свет, спасение и жизнь!
А ведь в этом мире нет религии… или то, что здесь происходит — ее зарождение? Снимаю повязку с глаз.
Обнаженная Нелле стоит по центру подвала. Свет выставлен так, что ее фигурка словно бы слабо светится — и это слегка напоминает погружение в Тень. Из темноты к ней тянутся руки… Да что у них тут будет, оргия, что ли? Так, пойду-ка я домой, вот что. Слишком стар я для этой ерунды.
Но Леночка уже обращается ко мне:
— Вот, мы стоим перед тобой как есть, посвященный Сета! Молим тебя, даруй же нам освобождающее Знание!
Речитатив, шедший фоном все это время, смолкает. Все напряженно смотрят на меня.
— Э-э-э, — говорю. — Ну, здравствуйте. Я, правда, не тот, за кого вы меня принимаете. Но это же очень хорошо, что вас так интересуют знания. Да, вы совершенно правы, знание — сила… учение — свет, неучение — тьма. Век живи, как говорится — век учись. Терпенье и труд все перетрут.
Не знаю, что еще им сказать. В повисшей тишине слышно, как капает вода где-то в углу.
И тут со всех сторон раздается шепот: