Стирающие грани
Шрифт:
– Я понял, Линсей, успокойся. В таком случае у меня больше нет обязательств относительно тебя. Я ухожу. Будь счастлива.
Она вдруг престала плакать и подошла ко мне, глядя в глаза.
– Ты правда понял?
– Я понял главное – ты не хочешь ничего менять. И я решать за тебя не в праве. Я больше не буду тебе мешать. Прощай.
Я обернулся и вышел из комнаты первым, закрывая дверь перед носом заплаканной Линсей, и двинулся прямо по коридору.
В голове у меня шумело; все, только что сказанное ею, все еще с трудом укладывалось в рамки моего понимания.
Выбравшись из замка барона, я направился к условленному месту, где должны были ждать меня друзья.
Именно сейчас я был бы рад услышать свой внутренний голос – но он, гад, упрямо молчал.
Значит, все, что я делал – делал напрасно? Весь этот путь, все эти поиски, все сломанные по дороге носы – все это было напрасно? Я хотел помочь человеку, которому эта моя помощь вовсе не была нужна?
Где-то в глубинах памяти мелькнул знакомый образ – женщина с черными волосами, обнимающая меня за плечи. И я вдруг всей душою потянулся к этому образу, хватаясь за него, как за спасительный конец веревки над самой пропастью.
– Если бы ты только была рядом, здесь, со мною, а не только в моих мечтах…
Образ зеленоглазой красавицы улыбнулся, и я вдруг увидел ее так ярко, словно она и вправду стояла передо мной.
И сумбурный хаос, до сих пор царивший в моей голове, вдруг растаял, растягиваясь в ровную цепочку мыслей, звучавших словно извне…
– Почему ты так печалишься? Разве случилось что-то плохое? Ты просто понял то, что давно уже дожжен был понять: что не все люди похожи на тебя и не обязательно твоя правда будет и их правдой. Ты хотел помочь ей, но ей не нужна твоя помощь. Просто прими это, и отпусти ее с миром. Ведь все, что ты делал, ты делал не только для Линсей – ты делал это и для себя тоже. Ты был потерян; у тебя не было ни прошлого, ни будущего. Ты хотел каких-то изменений, и Линсей была только поводом, чтобы отправиться в путь. В том пути ты нашел самого себя, нашел свое прошлое и немного разобрался с настоящим. Разве этого мало? В чем ты можешь винить ее? Только в том, что она не разрешила тебе еще раз почувствовать себя героем и вернуть ее домой. Если дело только в этом, и тебе нужна слава и риск, чтобы праздновать свои победы под громкие возгласы окружающих, тогда иди в армию. Но это ли тебе нужно? Теперь ты свободен от обещаний. Иначе – у тебя больше нет цели. Ты можешь просто лечь и умереть. А можешь встать и идти дальше – выбор только за тобой. И никто не в силах отобрать его у тебя. Но иногда, борясь с судьбой, лучше всего покориться ей и принять мир таким, каков он есть, а не каким он должен быть, чтобы соответствовать твоим желаниям… Неужели это так сложно понять, Шрам? Ты искал Аю, а нашел себя. И друзей.
– И друзей, - повторил я вслух.
– Зачем мы здесь? – прошептал Симон. И хотя на заброшенном пустыре возле руин башни в Дубках никого, кроме нас, не было – почему-то само это место заставляло приглушать голос. Необъяснимое волнение не покидало меня ни на минуту. Не говоря уже о Симоне – бедного мальца трясло, словно в лихорадке.
– Зачем мы здесь? – переспросил он.
Ему никто не ответил. Руфус закончил убирать камни – за ними оказалась полуистлевшая, обитая железом дверь. Открыть ее не представлялось возможным.
– Нам нужен ключ, - почему-то озвучил я очевидное. – Без ключа она не откроется.
Руфус остановил на мне пристальный взгляд.
– Ты все еще не помнишь? – спросил он.
– Не помню – чего? – не понял я.
Руфус перевел взгляд на мальчика – тот стоял, пошатываясь, словно пьяный. Его руки – словно сами собой – тянулись к двери.
– Здесь нужен совершенно особый ключ – другая половинка души, - тихо сказал колдун. – Я и Ая нашли его. Но не успели… Нам пришлось его спрятать – просто по дороге.
Я, все еще не допуская слишком уж сумасшедшей мысли, тупо смотрел на Симона, медленно приближающегося к двери.
– Неужели ты так ничего и не понял? Эти его сны, родственники, которые сразу же забыли о нем, едва он удалился от них, имена и названия – из прошлой жизни Аи – первое, что пришло ей в голову, когда она внедряла этим людям ложную память, прикрывая ребенка…
Мои глаза стали формой похожи на блюдца – и все действительно начало со стремительностью бури укладываться на свои места, образуя одну картинку.
– Но… как? Как такое возможно – просто случайность? Ведь он ушел из дома тогда, когда и я… Только случайность?
Руфус только улыбнулся в ответ.
– А сам он…
Но я не договорил – мальчик, все так же покачиваясь, приблизился к двери – его дрожащая ладонь уверенно легла на полусгнившее дерево.
Звук, похожий на рокот надвигающейся бури, вдруг стал слышен словно из-под земли.
Руфус замер – не менее завороженный, чем я. Все что случилось дальше, я видел словно во сне – как упала, ввалившись вовнутрь, тяжелая дверь, открывая ступени, ведущие вниз. Как исчез в кромешной тьме внизу мальчик. Не сговариваясь, мы оба бросились за ним – чтобы успеть увидеть то, что навсегда останется в наших снах – существо, неуклюже тянущее костлявые руки к ребенку, который раскинул руки ей навстречу. Из слепых глаз старухи льются те же слезы, что и из широко открытых, немигающих глаз мальчика, который идет ей навстречу… Миг… Объятия… крик, вырывающийся из тощей груди существа – или это кричит Симон? Вспышка – свет резанул до боли в глазах… И погас. Упавшая вдруг тишина показалась неестественной.
Когда мы снова стали способны видеть, картина, открывшаяся нашим глазам, потрясла нас не меньше предыдущей – в клубах рассеивающегося белесого дыма на земляном полу сидел… маленький – не больше кота – драконенок.
– О небеса! – вскрикнул Руфус, медленно опускаясь на колени.
Я смотрел на него во все глаза.
Я впервые видел, как он плачет…
Когда до выхода из подземелья оставалось только несколько ступеней, драконенок предупреждающе зашипел и потянул острую мордочку вверх.
Но мы и сами уже не могли не слышать их.
– Нам придется…
Но я не дал Руфусу договорить – бешеная ярость вдруг овладела мною
– Мрак вас покрой! Когда же вы оставите нас в покое! – заорал я, вырываясь вперед и одновременно выхваливая из-за спины дубину. И осекся. Один орк с дубиной против примерно сотни человек – вооруженных до зубов солдат барона – смотрелся, без сомнения, глупо.
Так же думал и барон – его смех я услышал прежде, чем из-за моей спины вырвался черный смерч – сметая все – и всех на своем пути.
– Стреляйте! Стреляйте в него, олухи!
Но эти слова потонули в бешеном реве пополам с криками ужаса мечущихся людей – теперь уже они искали спасения и в суматохе сбивали друг друга с ног. Но были и такие, что услышали приказ барона и начали стрелять прямо в пляшущий смерч.
– Стойте! Шрам, посмотри сюда! – властный голос хлестнул пространство и оно вдруг задрожало, повинуясь его непреклонной воле.
Среди мятущейся толпы я увидел высокого человека в серых церковных одеждах. Его нельзя было не узнать – это был мой покровитель, отправляющий меня в поход.