Стивен Эриксон Падение Света
Шрифт:
Лайза Грач была уже в двенадцати шагах. Оглянулась и подмигнула через плечо.
– Увы, истина побеждает! Я сдамся при первом натиске, юный щенок!
Ханако замялся и с рычанием сбросил тюк с плеча.
– Хорошо. Эрелан, иди вперед. Возможно, драконица найдет нас первыми, желая подкормиться. Утром мы тебя догоним.
Поднимая брови, Лейза пошла к Ханако.
– Правда? Ох, я прямо вся стесняюсь!
Он смотрел на нее. Хотелось кричать.
Кория Делат нашла Ота в обществе десятка соотечественников, в том числе Варандаса, Сенад и Буррагаста.
Заметив девицу, От выпрямил спину. Пробормотал что-то Сенад и махнул рукой.
– Майхиб, нужно поговорить. Тебя ждут задачи...
– Почему это вас заботит?
– спросила Кория, оглядывая всех собравшихся Джагутов.
– Вы скоро умрете. Что мертвецам до забот живущих?
– Она ткнула пальцем в старого учителя.
– Вы как-то сказали, что мы должны что-то сделать. Мы вдвоем, в ответ на убийство Азатенаями жены Худа. И что получается?
Лицо Ота чуть исказилось; Кории почудилось, что он готов присесть, уклоняясь от незримого выпада. Сидевшая рядом Сенад тихо и понимающе засмеялась, встретив холодный взор Кории усталой улыбкой.
Буррагаст тихо заворчал, сказав громче: - Столь много воздаяний, столь мало времени.
Фыркнув, Варандас подошел к Оту и положил капитану руку на плечо.
– Из детского рта настоящий потоп нелепостей. Горе - кулак, но сжимать его слишком долго означает лишиться сил. Ты так постарел от потерь и отчаяния, но готов сотрясать воздух яростью паралитика. Отведи ее в сторону и... пусть разрез будет быстрым и чистым.
Кория уставилась на Варандаса, всматриваясь в худое, покрытое шрамам лицо.
– Вы говорите себе, что я ничего не понимаю. Но я понимаю. Вы сдались. Наряжайтесь в шелка или, что более уместно, в кричащие одежды шутов. Уже не важно.
Варандас торжественно кивнул: - Отлично, Кория. Я шут, но не слепец. Мы поистине легион отчаянных, мы стоим, но между нами и тобой зияет пропасть. Возраст -осада, коей ты не испытала. Кости твои прочны, фундаменты еще не подрыты. Построенная тобой башня веры еще высока и горделива. Доспехи уверенности не залиты кровью, не выщерблены.
Буррагаст добавил: - От говорит, будучи раненым. Последняя рана из многих.
Долгий миг спустя От вздохнул и жестом велел Кории следовать за ним.
Они прошли к краю лагеря, стали, глядя на гладь ночной равнины; звезды прокололи пелену темноты иглами странно тусклого света. Луна прокралась на небеса до заката и, хотя прошло полночи, еще цеплялась за окоем, раздувшаяся и медная.
– Что случилось?
– прошептала она.
– Звезды...
– В последние дни жизни, - отвечал От, - на душу умирающего нисходит нескончаемо долгая ночь. Для большинства с ней приходит мир, и на заре лицо усопшего становится невероятно спокойным. Крайне редко эта ночь является другим. Это личный секрет, растянутое пространство, царство умирающего ветра и тяжких вздохов.
– Он печально смотрел на нее.
– Худ призвал Долгую Ночь, дабы открыть душам проход в смерть. Сейчас такая ночь, звезды не мигают, луна не ползет по небу. Скажи, давно ли ты дышала? Моргала? Когда в последний раз ударило сердце?
Она смотрела в растущем ужасе.
– Врата
– Да. Долгой ли будет ночь? Никто не знает, даже Худ.
– Чудовищно...
От потер сухое лицо. Он казался совсем старым и усталым.
– Худ остановил время. Украл у жизни неизбежность бега, круговорот нужд и пламя дерзости. Во всех мирах жизнь велит себе быть, мчится вперед во имя порядка, обгоняя хаос и разрушение.
Она качала головой то ли от неверия, то ли от ужаса.
– Но... сколь велико это... этот конец времени?
– Сейчас? В размер лагеря. Но идут волны, невидимые нам, смертным, идут широко и далеко. Бурлят, будят, тревожат. Смею воображать, - задумался он, - что мертвые слышат наш вызов.
– Он положил руку на старый меч у бедра.
– Кажется, мы все-таки нашли себе войну.
– Все это, От... ради горя по одной убитой женщине?
– Она отскочила и отвернулась к равнине. Всмотрелась в неподвижное, лишенное жизни небо ночи. "Он говорит правду. Не дышу, разве только втягиваю воздух ради слов. Сердце... ничего не слышу, и даже кровь не шуршит по жилам". – Худ воспользовался магией, - провозгласила она резко.
– Тем, что ваш К'рул даровал миру. Он вбирает ее в себя.
– Утихло любое пламя, - ответил От.
– Ничего не пылает. Теплота выдохов, сама бодрость жизни остановилась. Что внутри, то и снаружи. Не это ли суть смерти? Выход из непрестанного потока времени? Уход с глаз долой?
– Он вздохнул, шевеля плечами.
– Мы в Долгой Ночи, мы, решившие следовать за ним. Но ты, Кория Делат, ты не отсюда.
– Я должна забить Аратана до беспамятства и вытащить вон?
– Готос держит в узде Худову... гордыню. Создает убежище, знаменованное его Глупостью, бесконечным писанием, вечным рассказом. Дабы отвергнуть смерть времени, он будет рассказывать историю.
– Свою историю.
– Может, свою, - согласился От.
– Да, возможно, все в точности как он говорит. Предсмертная записка, признание в неудачах. Но не видишь ли ты тонкого вызова? Пока продолжается рассказ, нельзя сдаться отчаянию.
– Да, разумеется, - согласилась она.
– У владыки есть ненависть.
– Пылающая ярче солнца. Да.
– Включает ли ненависть Худа?
– Худа? Бездна побери, нет. Он любит его, как может любить брат.
– А брат не любит.
От пожал плечами.
– Гетол вернулся из чего-то худшего, нежели смерть. Из тюрьмы, которую мы сочли вечной. Иногда дела прошлого, Кория, заводят нас туда, где бессильны слова. Но разве любовь угасла? Итак, их трое: в одном искра ненависти, в другом вздох печали, а в третьем... ну, он стоит меж ними.
– Значит, Гетол присоединится к Худу?
– Не думаю, но это их дело. Говоря об убежище Готоса, я имел в виду, что Аратан защищен.
– Тогда как я?..
– Ты Майхиб, Кория, сосуд вмещающий. Уже потому смерть тебя не может коснуться.
Она хмыкнула: - Ах, ты сделал меня бессмертной, вот как?
– Он промолчал. Девушка медленно отвернулась от ночного неба над равниной.
– От?
– Держись своего потенциала, сколько сможешь. В тебе хватит места для дюжины жизней, или больше. Не говоря уж о стойкости и уме.