Стивен Эриксон Падение Света
Шрифт:
– Я надеялся.
Они ушли в храм.
Скабандари вернулся к Оссерку. Тот отчасти успел оправиться и стоял у гаснущих углей кострища.
– Милорд, нас ожидает опасное странствие.
– Мы не выживем без лошадей.
– Тогда я попрошу К'рула.
Оссерк плюнул в угли.
– Заключай сделки с Азатенаями - и они завладеют твоей жизнью, Скара. Нет, мы найдем иной путь, и если умрем в дороге - пусть так. Этой ночью я узнал истину своей никчемной души. Друг мой, я стою, полный стыда.
Отведя взгляд, Скабандари невольно уставился на бледную гладь далекого Витра.
– Значит, наше странствие
Смех Оссерка был коротким и грубым, полным презрения к себе.
– Боюсь, тебе досталось слишком мало материала для работы.
– Сожаление - лучшее чувство. С него и начнем.
– Твоя вера может оказаться напрасной, Скара.
Тот улыбнулся.
– Мне тоже предстоит немало уроков, Оссерк. Что ж, оценим друг друга, а когда предстанем перед Премудрым Градом, снова откроемся и увидим, многое ли изменилось.
Оссерк далеко не сразу кивнул.
– В задней комнате храма хранятся припасы. Вода, пища. Не замечал, чтобы Азатеная ела или пила, разве что ради удовольствия.
– Так возьмем сколько сможем - и в дорогу.
– Скара, сейчас полночь, я утомлен!
– Как и я, но будь я проклят, если заночую в их обществе. Какое новое употребление могут нам найти?
ДВАДЦАТЬ ТРИ
– Неужели мы отыщем благо влюбленности лишь среди мертвецов?
– спросила Лейза Грач.
– Будем кататься среди вялых рук и ног, таких трупных и холодных, дабы жар страсти был украден бесчувственной плотью, потрачен зря, как солнечный свет на равнодушном камне?
– Тал Акая воздела пухлые руки.
– Смерть дня стала лишь прелюдией, Ханако Весь-в-Шрамах, слишком частым напоминанием - словно каждую ночь душа требует зловещего предупреждения!
– Ее взгляд внезапно стал лукавым.
– Вижу твой порхающий взор, рьяный щенок, он касается моей груди, завлекающих бедер и уютной ложбинки меж ними. Порог смерти ждет нас, он все ближе. Утром мы узрим скромное обиталище отчаявшихся и одиноких, и если ты хочешь зрителей нашим посвятительным забавам, что ж, толпы более недоброжелательной не встретить!
Ханако со вздохом поглядел туда, где Эрелан Крид сидел на корточках, беспрестанно бормоча о нездешних страстях на смеси языков, почти всегда чуждых ему и Лейзе. Он пробудился две ночи назад, раздраженный и рассеянный. Эрелан Крид, как и предсказывал Джагут, стал чужаком, воином, затерявшимся в тайных мирах и не своих воспоминаниях.
Крид отвернулся от них и костра, широкая спина, словно стена, спрятала огонь от мрачных глаз, измученного лица. Он ритмически проводил рукой по бороде, иногда останавливаясь ради короткого жуткого смеха.
– Забудь, - посоветовала Лейза.
– Я раздражена твоим невниманием, Ханако Весь-в-Шрамах. Отринуть ли все ограничения?
– Она начала расстегивать рубашку.
– Столь жадная до откровенности...
– одежда соскользнула на землю, - вся распаленная желанием, раба чувственных похотей...
– Госпожа Огня! Твои мужья...
– Мои мужья! Плесень на скале! Оторванные руки и ноги! Гнилые тела, что уже никогда не родят скромной улыбки, не вздрогнут!
– иди ближе, прежде чем смерть накроет нас грудами валунов и грязной пыли!
Ханако сжал руками голову.
– Довольно! Есть ли слава в легкой сдаче в плен!
– Едва слова вылетели, он прикусил язык. Но было поздно.
Стон Лейзы Грач затих, оставив тишину. Он смотрел в костер и лишь слышал, как она подбирает рубаху. Наконец раздался голос.
– Мой путь оказался ошибкой, увы. Хитрая ловушка не удалась. Щенок загнан в угол, хвост поджат, как и член, когти готовы рыть землю, лапы так и рвутся бежать. Глупая Лейза, ты ослепла? Он сам желает быть соблазнителем! Не для него подбегать к ноге! Нет! Как указал Гневный Владыка, он хочет быть завоевателем.
Ханако что-то пробормотал.
Раздавшийся хохот Эрелана Крида был ужасающе жесток; воин заговорил с ними в первый раз после возвращения памяти.
– Сестра охотится за мной. Нет спасения. Мы должны странствовать по ночам, дети Килмандарос. Сука жаждет моего семени и заберет его из трупа Тел Акая, если будет нужно. Так бежим в безвременье, и поскорее.
Встав, Ханако шагнул к Эрелану.
– Кто говорит твоим языком?
– В крови память, дитя. Нужда бессмертна. Мщение важней всего, не умирает, никогда не гаснет и не холодеет. В сердце моем пылает сопротивление, и пламя не погасить. Сопротивление и вызов, что за дикарские чувства, что за чистый... ужас.
– Он оскалил им зубы.
– Лишь среди Джагутов она испытает сомнение.
Когда стало ясно, что он ничего более не скажет, Ханако встретил трезвый, озабоченный взгляд Лейзы Грач.
– Думаю, - сказал он, - пора поспешить.
Она спокойно посмотрела на него.
– Для тебя, Ханако Весь-в-Шрамах, я закрыта. Гори от равнодушия, зри, как я отхожу все дальше. Я строю вокруг себя стену, даже в королевстве мертвых меня отделят груды трупов. Я в ловушке вдовства, навеки закрытая, навеки запечатанная...
– Лейза Грач, я предлагаю продолжить путь.
– ... и жажда по мне будет расти, отравляя душу твою...
– За нами охотится дракон!
Она моргнула.
– Я слышала. Сестра жаждет его семя. Как удивительно! Чтобы сестра жаждала семени брата? Долгая близость может породить лишь полное отвращение, наполнить океан обид и презрения! Ну, стоит подумать о брате в таком свете, как все живое в душе корчится и морщится, пятясь так ретиво, что горько во рту и хочется плюнуть.
– Она глянула на Эрелана.
– На ноги, смелый воин, омытый кровью дракона. Лайза Грач и Ханако Весь-в-Шрамах встают на защиту твоего достоинства!
– Лайза! Драконы!
Она пренебрежительно махнула рукой.
– Они тоже смертны, щенок. Сам знаешь.
– Просто поторопимся, Лейза.
– Ханако начал собираться.
– Под защиту Джагутов.
– Я поведу, - заявила она.
– Будешь смотреть на меня со спины, Ханако, ощущая уколы праздных сожалений. Но не слишком близко! У меня наготове клыки и когти! - Она пошла, через миг Эрелан Крид вскочил и увязался следом.
Ханако посмотрел на костер. Затоптать угли было делом мгновений.