Сто одно стихотворение

Филипенко Олег Васильевич

Ищите счастия, а тьма

И муки - зреют сами.

12 января 1991 г.

ПЬЕТА

Как говорил один философ:

Мне истина дороже родины.

Один - томится от вопросов,

Другой - по ягодам смородины.

А я томлюсь мечтою прежнею:

Найти себе такого счастия,

Где, может, сердцу безнадежнее,

Но где ко всем живёт участие.

Тот,

что томится от вопросов,

Ответ коварнейший получит,

И, рефлексируя, философ

Себя сомненьями размучит.

И, цепенея от догадок,

Сбежит на лоно он природы,

И будет сердцу грустно сладок

Вид на поля и огороды.

Затем - как на природе водится -

Он усыпит свои сомнения,

И смысл жизненный откроется

Лишь в непрерывности движения.

И находясь душою в статике,

В той мёртвой точке откровения,

Он вдруг постигнет, что в прагматике

Живёт такое же томление.

Что это самое томление,

Пусть согласованней, возвышенней,

Живёт в поэтах, чьи стремления

Лишь простодушней и услышанней.

Что в жизни этой, может, главное

Не то, что благотворно слуху, -

Не помощь бесконечно дальнему,

А помощь собственному духу.

И вот уже с высокой кафедры,

Пред всею братьей желторотою,

Предаст возвышенной анафеме

Всё то, над чем всю жизнь работал он.

И скажет в заключенье слово он:

'Ищите счастья очень личного.

На нём всё лучшее основано.

Нет к знанию пути отличного,

А там - кому что уготовано'.

А братья с мелкодумной миною

Даст волю грязному сомнению,

И станет шуткою игривою

Всё, что считал он откровением.

И оклеветанный, непонятый,

Уйдёт без дружбы и участия.

И будет, словно Богом нанятый,

Искать задуманного счастия...

30 января 1991 г.

ИЗ ВТОРОГО ПЕРИОДА ТВОРЧЕСТВА

***

Зелёные обои и портрет

Тургенева. На потолке потёки.

Мне скоро стукнет тридцать лет,

а я белею, одинокий,

на серой грязной простыне

в гостях и, в потолок уставясь,

хочу понять, что дальше мне

с собою делать? Сколько, маясь

от праздности, мне плыть и ждать

чего-то? Это ли не шутка

Создателя? И как понять,

коль нет надежды у рассудка,

зачем живу? Привычка

жить?

Инерция? Страх смерти? Скука?..

Пустое... Встану и пойду-ка

налью чайку. Чтоб ощутить

в стихах и в жизни под ногами

мне почву, - надобно дробить

мир до молекул и слогами

учиться заново писать,

не доверяясь мысли смело.

Иначе ясно, что сказать

мне нечего... Такое дело.

1994 г.

В ОСЕННЕМ ПАРКЕ

Сыро и прозрачно в парке. Осень.

Тишина. Людей в округе нет.

Каплет мелкий дождь. Я между сосен

по грязи и жухлым листьям след

оставляю каблуком и в воду,

в виде лужи, с нежностью смотрю,

ибо в ней, как в зеркале, природу

грустную, что сверху, узнаю.

Ветки лип, и туча, что клубится

словно дух неугомонный. Да,

как я рад, что в силах насладиться

зеркалом безмолвного пруда.

1994 г.

СТИХИ, НАПИСАННЫЕ В ЛЕСУ

Впадаю в графоманство, или это

накопленная сила вновь поэта

во мне живит? А, может, то, что лето

уже окончилось, и Болдинская осень

( о, если бы! ) меня средь этих сосен

настигла и, друзьям уже не сносен,

ищу я прислониться где, и ручку

из книжки достаю, и закорючку

вношу на лист бумаги, и на тучку

невидящее око навожу.

Сейчас, сейчас я музе покажу!

Но нет!.. Я ничего уж не скажу,

чего бы вы не знали. И не надо.

Я сам устал от истин до упада.

Мне хочется, чтоб знания лампада

светила тем, кто у руля страны.

А я усядусь лучше на штаны

под сосенкой и буду ждать луны,

чтобы воспеть любовь и лепесточки.

Но жаль, что нет сухой в округе кочки,

а то б я сел и после "л" бы точки,

как Маяковский ставил... Впрочем, вру.

Пожалуй, я "любовь" перечеркну,

а вставлю-ка "берёзу". Я кору

её люблю. Вы поняли, наверно,

что о любви я помню лишь примерно

и потому, конечно, будет верно

не внутренний свой мир ( что никакой )

живописать, а этот вот покой

наружный. Что и сделаю в другой

я раз. Природа совершенна.

Есть время у меня её отменно

зарисовать. Но не сегодня, верно.

1994 г.

***

Как чёрной тушью по белой бумаге -

скелет дерева на фоне неба.

Вчерашний снег тает. Капли влаги

висят на тонких веточках. Хлеба

я накрошил в кормушку из жести

для воробьёв на своём балконе.