Сто одно стихотворение

Филипенко Олег Васильевич

Жду их. Спрятался в комнате. Вести

по радио слушаю. Вот на фоне

грязно серого неба с неясным звуком

самолёт проплывает. Прекрасно. Грустно.

Сумерки. Надо успеть за луком

сходить в магазин и хотя бы устно

прикинуть тему для сочиненья

нового. Я же писатель. Это,

хоть и смешно, а даёт направленье

жизни, даже спасает где-то...

1994 г.

ИЗ КНИГИ СТИХОВ "УХО"

СОН

Я

проснулся нынче рано.

Что-то, чую, не в порядке.

В голове моей нирвана,

холодеют мои пятки.

Полежал минут пятнадцать.

За окном кричали дети.

Кто-то пробовал ругаться,

кто-то пёр на драндулете.

Грохотал трамвай надрывно.

Холодильник заработал.

Шумно было непрерывно -

мир по фене своей ботал.

Я лежал как отщепенец.

Я лежал урод уродом.

Не выкидывал коленец

наравне с моим народом.

Стало мне, однако, страшно.

Отрываться неохота

от народной, бесшабашной

стройки до седьмого пота.

Выглянул в окно скорее

успокоиться на рожах.

И нырнул назад быстрее,

и воскликнул: 'Боже! Боже!'

Что стряслось с моим народом?

Я же, кажется, не пьяный.

Каждый выглядел уродом

с головою обезьяны.

Я опять к окну нагнулся.

Точно так: все обезьяны.

Как же так я обманулся?

Сколько ж я валялся пьяным?

Ай-ай-ай! Однако это

не причина, чтоб не кушать.

Я наелся винегрета

и сел радио послушать.

Вздор какой!.. Визжат и стонут,

что такое в самом деле?

Происшествием я тронут.

Что там, в рубке, обалдели?

Я, конечно, понимаю

как легко стать обезьяной.

Но никак не разделяю

этой перемены рьяной.

Нужно в рамках оставаться.

Нужно, знаете, стараться.

А иначе как же, братцы?

Как за мир не волноваться?

Ух, мохнатые какие!

Ух, как буркалами водят!

Галстуки висят на выях

и в костюмах они ходят.

Неужели обманулся

я в последних, ить, надеждах?..

Но внезапно я проснулся

на кровати и в одеждах.

Фух, да это сон!.. Как славно.

Страхи были-то пустые!

И рукой мохнатой плавно

я провёл по жёсткой вые...

1995 г.

ПАУЧОК

Я вишу на паутинке

целый день вниз головой.

В уши вставил по сурдинке,

чтоб

не слышать жизни вой.

Жизни вой меня пугает,

я беспомощен и слаб,

кто ж меня не понимает,

тот кричит, что я-де КРАБ.

Краб, мол, хищник ненавистный,

убирайся в океан,

там на камень сядь зернистый

и пугай рыбёшек клан.

Ах, за что такие речи

мне, висящему едва?

Взгляд поймайте человечий

мой доверчивый слегка.

Огорчён и неутешен,

говорю вам: я не краб!

Я на ниточке подвешен,

я, глядите, очень слаб.

1995 г.

ИНФАНТИЛЬНАЯ СОБАКА

Во дворе дрались собаки:

визги, лязги, море слёз.

В стороне от этой драки

молодой стоял барбос.

Он глубокими очами

на собачий зрел позор

и высокими речами

выносил им приговор.

Наконец, одна собака

в передышке подошла

к нему с речью: 'Что за врака

тебе в голову пришла?

Что бормочешь ты, несчастный?

Почему ты не поймёшь,

что твой гневный лай напрасный

с толку сводит молодёжь?

Цели есть. Они понятны

и сопливой детворе.

Подключайся к нашей ратной

увлекательной игре.'

'Да, - собака отвечала, -

нынче ж буду среди вас.'

А сама потом сбежала,

только ей сказали: ФАС.

Ох, смеялися над нею

молодёжь и старики.

'Надо ей намылить шею', -

тявкнул маленький Кики.

1995 г.

КУРИЦА, КОТОРАЯ РОДИЛАСЬ СРЕДИ МЫШЕК

Родилась я среди мышек.

Мышкою считалась.

Но однажды из подмышек,

мне так показалось,

крылышки растут. И точно.

Что за наважденье?

Нужно выяснить мне срочно

смысл перерожденья.

Мышек спрашивать стеснялась

я о тайне этой.

Да к тому ж мне мир, казалось,

стал с угрюмой метой.

Всё не нравилось у мышек

мне с того момента.

Я мечтала зреть детишек

с крыльями... И енто

было неосуществимо.

Но однажды в хмурый

день увидела, как мимо

пробегают куры.

О, как сердце моё прыгать

стало от волненья!

О, как крылышками двигать

начала я с пеньем!