Сто удач и одно невезение (Свидание вслепую)
Шрифт:
И то, что замышлялось, как легкий радостный поцелуй, оказалось закамуфлированной гранатой, брошенной в лужу бензина.
Полыхнуло с первого прикосновения губ, окатив такой взрывной волной!..
Они никак не могли оторваться друг от друга, летели, неслись куда-то, не сопротивляясь…
Но он все-таки смог. Хотя подозревал, что усилия, потраченные на то, чтобы остановиться и прервать поцелуй, уканопупят его окончательно вместе со всей его мужской самостью!
– Наверное… надо остановиться! – не то предложил, не то попросил о пощаде Захар.
Зина уткнулась лбом ему в грудь, с трудом перевела дыхание и пролепетала что-то невнятное. Он не расслышал, переспросил:
– Что?
– Ты уж определись, Захар Игнатьевич, либо ужинай девушку, либо целуй, – более внятно произнесла она.
Он обнял ее, прижал к себе, поцеловал в склоненную голову и, тихонько покачивая, не переставая улыбаться, признался:
– Я хочу тебя ужасно! Все время! Удержаться не могу, чтобы не целовать, обнимать. Спать не мог всю неделю, вспоминал кожу твою под руками, вкус твоих губ, запах, как вошел в тебя первый раз и как ты кричала….
– Ты вроде бы освежил воспоминания недавно в прихожей?
– Освежил, но далеко не достаточно! У меня, если помнишь, большие планы на сегодняшний вечер.
– Как-то с планированием у нас с тобой не очень получается, ты не заметил? – засомневалась, веселясь, Зина.
– А давай шампанского выпьем и свечи зажжем, для красоты и романтической атмосферы! – предложил он, вроде веселым голосом, но Зина почувствовала напряженность. Считала, мистическим образом чувствуя его, как себя саму.
– Давай! Давай зажжем и выпьем! – поддержала она.
Он быстренько ее чмокнул, нейтрально, в щечку, поднялся рывком, и Зина усмехнулась его торопливости. Захар услышал смешок, кивнул, соглашаясь с ее выводами, и принялся хозяйничать. Зажег свечи, открыл и разлил по бокалам шампанское и предложил тост:
– За встречу!
– В глобальном смысле или в реалиях сегодняшнего дня? – спросила Зина.
– А – во всех смыслах!
– За встречу! – поддержала она.
Они чокнулись, бзинь-бзинь, звонко так получилось, по-новогоднему бодро, и отпили шампанского, поглядывая друг на друга.
– Давай поедим, – выдвинул следующее предложение Захар, – я голодный. Так волновался, пока тебя ждал, что есть не мог.
– Голодный мужчина потерян для общества! Ешь скорее, тем более накрытый стол выглядит просто замечательно. Ты это готовил сам?
– Не совсем, – наполняя свою тарелку закусками, объяснил он, – я могу что-нибудь простенькое сварганить: яичницу, супец какой-нибудь, макароны, бутерброды, но дальше в кулинарии мои способности не шагнули. Это вот – почти все готовое купил. Если честно, я еще в Москве не освоился. Некогда: принимаю дела, работы невпроворот, поэтому даже не знаю, где здесь рядом нормальный магазин или ресторан.
Зина засмеялась, вспомнив, как года три назад высказалась одна из старших сестер не то дедушки Левы, не то бабушки Симы. Когда Зинуля собралась раньше окончания отпуска срочно ехать в Москву из благословенной Одессы – вызвали, как водится, умоляли и грозили, а что поделаешь, работа такая! Бабушка Сара возмущалась и ее работой, и Москвой в частности:
– Ой, таки ваша Москва! Скажу я вам… Та знаем ми усе за вашу Москву! Ужас страшный! Сима, ты помнишь Йосю? Ну, бил такой маленький жирный мальчик, сын Давида Абрамовича, дантиста из двадцать шестого дома? Ну, племянник Зямочки Гольштейна?
– Та помню я за Йосю, Сара! – откликнулась бабушка Сима.
– Таки он вирос! – сообщила новость бабушка Сара. – Но все еще немного жирный мальчик. Так етот Йося поехал у ту Москву за какой-то там чемпионат по хвутболу. Специально поехал, билет купил на стадиен имени их самого главного спортсмена страны Лужкова. И що ты думаешь? – выдержав многозначительную паузу, бабушка Сара «разъяснила за происшествие»: – Таки Йосе выбили два зуба, що Давид ему делал в ущерб бизнесу. И сломали руку!
– Та за що? – всплеснула возмущенно руками бабушка Сима.
– Та ни за що! Било бы за що, таки бы выбили усе зубы, що Давид грамотно сделал, та и ноги бы сломали! А ви говорите: Москва!
Под заразительный хохот Захара, Зинаида, не выходя из образа коренной одесситки, поинтересовалась:
– Таки она вам нужна та Москва, Захар Игнатьевич, я вас спрашиваю?
– Поздно спрашивать, я уже в этом городе! – похохатывал он. – И здесь живешь ты!
– Ну, да, понаоставались тут всякие местные!
– Тогда – за нас, понаоставшихся и понаехавших! – двинул тост Захар.
– За нас! – поддержала Зина.
Он долил в бокалы шампанское, поднял свой, призывая чокнуться, и тут зазвонил телефон, неизвестно где находящийся и оттого еле слышный.
– Это мой, – сказал Захар, встал и ушел на поиски мобильного.
Он ушел, а Зинуля задумалась.
После его откровенного признания она чувствовала кожей, внутренней антенной, настроенной на его волну, как в нем возникла какая-то скованность, напряженность, что ли, и немного наигранно зазвучал разговор, а еще и это преувеличенно бодренькое «поесть-выпить». Даже ее попытка исправить что-то шутками не помогла. Вон как он обрадовался звонку, поспешил сбежать хоть на время. В чем дело-то? А?..
Она прислушалась к его разговору в коридоре: слова не разобрать, да ей и не надо, она наслаждалась его голосом – низким, насыщенным, начальственным: руководит, видимо. Красиво!
Что ж ты напридумывал себе в голове-то, а? Или испугался вырвавшихся откровений?..
Что с тобой, Захар Игнатьевич?
– Это по работе, извини, – он вернулся в комнату, кинул трубку в соседнее кресло и сел напротив Зины. – Нас прервали, мы вроде выпить собирались?
– Что происходит, Захар? – спокойно поинтересовалась Зина.