Стоим на страже
Шрифт:
Волны перекатывались по палубе и в румпельном, как в железной бочке, гулко отдавались и водопадные ревы, и грохот какого-то сорванного железа.
Гуйдо, растягивая от напряжения слова, вдруг сказал:
— Батя говорил… кто в море не бывал… тот богу не маливался…
Веденеев хотел поддеть его насчет бога, но раздумал. В голосе Гуйдо впервые не прозвучало насмешки.
— Петрович! — рявкнул динамик. — Как вы там?
Замполит с трудом дотянулся до переключателя.
— Щель забили. Но держит плохо. Помпа работает вполсилы. Выживем!
—
— Понял, чай с лимоном!
— Нормально поняли. Курс прежний — семьдесят пять!
Есть у синоптиков такое понятие — «траектория шторма», то есть путь циклона по морю. Каким бы жирным фломастером ни наносился этот путь на метеокарты, он не в силах прервать волосяной карандашной линии генерального курса корабля. Если подвиг имеет графическое выражение, то оно в этих линиях…
Вода, хоть ее и поубавилось, все же колыхалась по пояс. Веденеев с тоской прикидывал, во что ему обойдется ледяная ванна: ревматизм, хронический радикулит? Хорошо бы отделаться воспалением легких… Белая постель, шерстяное одеяло и чай с малиной… Огненный красный чай, вобравший в себя сладкую кровь лета — малину. Много-много горячего чая…
Штурвал рвался из окостеневших пальцев. Веденеев уже не вращал деревянное коло, а висел на нем, и если бы не Гуйдо, наверное, свалился бы в воду.
«Колесован штормом на штурвале…» — билась дурацкая мысль.
Джафаров несколько раз пытался сменить лейтенанта, но Веденеев прогонял его на вертикальный трап, где хоть как-то можно было укрыться от воды. Арктическая купель не для южного человека. Так скрывал он от себя главную причину упрямства…
Сколько уже длилась эта дьявольская вахта и что там наверху — день, ночь, а может, утро? Часы, залитые водой, стояли. Мокрый китель заледенел и теперь хрустел при каждом движении. Аккумуляторы подсели и фонари не светили, а тлели. Грохотало на все лады — винты, помпа, шторм… Губы Гуйдо шевелились почти беззвучно. Прислушавшись, Веденеев разобрал: «Будет буря; мы поспорим и помужествуем с ней».
Видимо, остальных слов Гуйдо не знал, и твердил эти строки как заклинание.
Крышка люка распахнулась, и в глаза ударил ослепительный квадратный прожектор. Вниз ссыпалась промокшая до нитки смена — шесть человек.
Ухналев не обманул. Чай и в самом деле оказался божественным. Шторм уснул, проснулся голод. Гуйдо вгрызся в запекшийся горб буханки, как волк в загривок овцы. Наперебой стучали три переносных аварийных насоса…
…Разбойно-удалой посвист сирены. Сторожевик с изломанными леерными стойками, с промятыми крыльями входил в гавань. На ободранных бортах свежо и остро алели звезды.
В ходовой рубке тоненько нудил локатор. Капитан-лейтенант Ухналев, досадливо хмурясь, ругался по радиотелефону с оперативным дежурным. Дежурный настырно предлагал выслать буксир. А командир столь же упорно отказывался
— Моторы в строю! Управляюсь нормально. Встанем сами… Прием.
Веденеев стоял за его спиной и щурился: море, залитое солнцем, резало глаза до слез. Он то и дело подтягивал рукава — китель после купания в румпельном здорово сел. И что поразительно — никаких простуд. Хоть бы раз чихнул!
Дня через три после возвращения в базу провожали увольняемых в запас. Команда, переодетая в первый срок, при белых ремнях, стояла в двухшереножном строю, а вдоль фронта в новеньких бушлатах, клешах и бескозырках, несмотря на морозец, шагали с «дембельными» портфелями Гуйдо и еще трое старшин. Только раз в жизни выпадает матросу пройти вдоль строя вот так вот: по-адмиральски — пожимая руки и заглядывая в глаза каждому.
Бесновался в репродукторах марш «Прощание славянки». Завывали баритоны и постанывали басы. У Веденеева вдруг запершило в горле.
Гуйдо прощался с «корешами» и, не довольствуясь рукопожатиями, хлопал по плечам так, что шинельное сукно курилось соленой пыльцой.
Офицер с сине-белой повязкой на рукаве прокричал в мегафон:
— Увольняемым в запас — в автобус!
И со всех причалов, где также стояли экипажные шеренги, побежали к зеленому «пазику» щеголеватые матросы, старшины с широкими «лыками» на погонах.
Строй у борта «двадцатьчетверки» уже распустили. Веденеев зашагал к рубленому домику политотдела, но визг снега под торопливыми башмаками заставил оглянуться. Придерживая бескозырку на лбу, к нему бежал Гуйдо.
— Товарищ лейтенант!.. Товарищ лейтена… Вот тут адресок, — сунул он в руку бумажку. И заулыбался: — Я на Онеге живу. Если занесет… У меня лодка есть. Порыбачим! Погостюете у нас с Татьяной…
Неловко козырнул и побежал обратно. Шофер «пазика» нетерпеливо сигналил.
ПЛЕЧОМ К ПЛЕЧУ
Виктор Степанов
ПАРОЛЬ
Рассказ
Словно вчера было: в класс вошла старшая пионервожатая и спросила, кто хочет переписываться с польскими пионерами — харцерами.
— Тулин, — сказала она, — у тебя нет ни одного корреспондента, вот адрес, и завтра напиши письмо.
Александру понравилось имя — Ежи. Ершистое и в то же время вроде бы даже девчоночье. А фамилия, как имя, — Дащик. Сел писать, а с чего начинать, не знает. Саша хорошо понимал, что письмо он посылал не только от себя лично, но как бы от всей страны.
— Да не мудри ты, Сашок, — посочувствовала мать, — Опиши про школу, про город наш. Похвалиться, слава богу, есть чем.