Столетнее проклятие
Шрифт:
— Это правда, — признал Бальтазар.
Дождь молотил по крыше, стекал ручьями по стеклу, размывая осенние краски пейзажа. Что ж, подумал Маркус, по крайней мере, в жилой части Савера зимой будет тепло. Хотя бы на это у них хватило средств.
— А ты знаешь, что мой отец после того, как обвалилась крыша конюшни, держал коней в западной башне? — спросил он вслух, глядя на струи дождя. — Он сказал, что кони важнее каменных хором.
— Мудрый человек, — заметил Бальтазар.
— Это что-то новенькое: Хэнок — и вдруг мудрый!
— Кони стоят денег, и немалых,
В кабинет заглянула женщина.
— Прошу прощенья, лэрд, — сказала она, увидев Маркуса, — ваша невеста вышла из своей комнаты, вы знаете?
— Знаю, — кратко ответил Маркус.
Женщина помолчала, выжидательно глядя на него, но, так ничего и не дождавшись, исчезла.
Маркус провел рукой по волосам и наконец обратил свой взгляд на груду писем, свитков и клочков бумаги, которая громоздилась на его столе. Столько дел! Он так измучился, что хотелось закрыть глаза и послать к чертям весь этот хлам. Или себя самого.
— Скоро твоей нареченной доставят одежду, — лениво заметил Бальтазар.
— Одежду?
— Ее пришлют из замка твоего врага.
— На кой дьявол ей понадобилась одежда?
Бальтазар отвел взгляд. В комнату заглянул стражник, коротко поклонился лэрду.
— Невеста вышла из своей комнаты, — озабоченно сообщил он.
— Знаю, — терпеливо вздохнул Маркус.
— Она сейчас в кладовой, — прибавил стражник.
— Пусть ее.
Стражник поклонился и ушел.
Груда бумаг расползлась по всему столу. Здесь были счета и деловые записи, сделанные рукой отца. Разобрать почерк было почти невозможно. Овца с ягненком выданы в возмещение за потерю дома. Три овцы выданы странствующему священнику в уплату за службу. Спор о восьми локтях шерстяной ткани. Жалоба крестьянина на соседа, который засеял овсом пять рядов чужого поля, оставленного под ячмень. И так далее, и тому подобное — до бесконечности.
— И что же ты теперь будешь делать, Кинкардин? — дружелюбно осведомился Бальтазар, поблескивая глазами из глубины кресла. — Ждать, покуда твой король позволит тебе жениться на этой женщине?
— У меня уже есть его дозволение, — буркнул Маркус, мгновенно ощетинившись. — Я не этого жду.
— Стало быть, дозволения английского короля?
— Или папы?
— Мне плевать на их дозволение. И оно мне не нужно.
— И все-таки ты ждешь. Чего же?
Маркус пожал плечами и снова склонился над грудой бумаг. Бальтазар помолчал, не сводя с него пристального взгляда.
— Ты не боишься, что англичане вернутся и заберут у тебя нареченную?
— Нет, — коротко ответил Маркус. — Этому не бывать.
— Ты уверен?
— Не важно. Пусть себе попытаются, но они ее не получат. Мы поженимся прежде, чем папа решит, брать ли ему взятку от де Фаруша.
— Она настоящее сокровище, — заметил Бальтазар, не сводя с него глаз. — Истинный алмаз в драгоценной оправе.
— Прежде всего она женщина, — ответил Маркус.
Уж об этом он никогда не забывал: мягкие вишневые губы, сладкий жар поцелуя, пронизавший его до глубины души…
— Алмаз, — повторил Бальтазар, — которым мечтают завладеть могущественные люди. Люди, заручившиеся поддержкой сильных мира сего.
Маркус по-прежнему хмуро смотрел на бумаги, всем сердцем впитывая каждое слово этой правдивой речи.
— А ты все ждешь, — заключил Бальтазар и смолк, так и не произнеся неизбежного вопроса.
— Я должен… — Маркус осекся, не в силах выразить словами свои чувства.
Он хотел добиться доверия Авалон, доказать ей, что он ее достоин, что не уподобится своему отцу… Словом, он хотел завоевать Авалон — но не силой.
Бальтазар молча смотрел на него — и, как всегда, видел насквозь.
— Завоевать такую женщину, — сказал он вслух, — может только самый отважный.
Маркус с силой потер ладонями глаза и коротко вздохнул.
В комнату вошла кухарка. Как же ее зовут? Тара? Тела? Ах да, Теган.
— Лэрд, невеста ушла из кладовой. Говорила, что хочет, мол, осмотреть южную башню, — смиренно доложила кухарка.
— Спасибо.
Бумаги могут подождать. Они ждали уже так долго, порой по нескольку лет, подождут и еще один день. Или неделю. Маркус отодвинул кресло и встал. И чем только, черт возьми, занимался тут Хэнок?
— Куда ты? — спросил Бальтазар, не скрывая своего веселья.
— В южную башню, — на ходу ответил Маркус. — Что-то давно я там не бывал.
Южная башня, насколько помнил Маркус, не нуждалась в значительном ремонте — лестницы там были надежные, балки прочные. Быть может, Хэнок так заботился о ней потому, что она была обращена к границе с древним врагом Шотландии — Англией.
Маркус сохранил обычай своего отца постоянно сменять в башне дозорных, которые не сводили глаз с юга.
Правда, когда Маркус поднялся сейчас на вершину башни, он обнаружил, что дозорный смотрит вовсе не на юг.
Выбравшись наверх, Маркус увидел, что дождь, как по волшебству, прекратился и в разрывах туч искрятся ранние звезды, хотя небо на западе еще переливалось розовато-лиловыми оттенками недавнего заката. А на мокрой от дождя площадке, осененная алмазным сиянием звезд, стояла леди Авалон де Фаруш и вела дружескую беседу с дозорными и компанией мальчишек.
Маркус ничего не мог с собой поделать — он остановился, любуясь Авалон. Если Трюгве и вправду видел когда-нибудь ангела во плоти, вряд ли этот ангел был прекрасней этой девушки с заплетенными в косу серебристыми волосами, в которых искрился звездный свет. Глаза ее, окаймленные черными пушистыми ресницами, казались сейчас непроглядными, как ночь, на губах играла беспечная улыбка.
Никогда прежде Маркус не видел ее такой: веселой, легкомысленной, дружелюбной. Отвечая на вопрос одного из мальчиков, она повела в воздухе рукой, и этот женственный, но сильный жест словно рассек вечерний сумрак. Потом Авалон повторила это движение уже медленней, показывая и разъясняя. Другой мальчик что-то сказал, и она рассмеялась. Все ее собеседники радостно подхватили этот переливчатый смех. Зачарованный, Маркус подошел ближе.
— Нет, — говорила в эту минуту Авалон, — никто еще ни разу не бежал от меня, ни в бою, ни…