Столетняя война
Шрифт:
– Не трубить, - приказал каптал.
Если он протрубит сигнал к атаке, то враг будет предупрежден на несколько секунд раньше. Лучше просто выскочить из леса и быть уже на полпути вниз по склону до того, как французы поймут, что в этот теплый полдень их посетила смерть.
Его лошадь заржала и снова тяжело ударила копытом.
– Во имя Господа, за Гасконь и принца Эдуарда, - сказал каптал.
И пришпорил коня.
Боже, думал он, нет ничего, что может сравниться с этим чувством. Хороший конь, крепкое высокое седло, пика и враг, которого застали врасплох.
День
Знамя каптала, ярко сияющие серебряные двустворчатые ракушки на фоне черного креста на желтом поле, развевалось в воздухе, знаменосец поднял его высоко. Теперь люди кричали:
– Святая Квитерия и Гасконь!
Каптал засмеялся. Святая Квитерия? Это была христианская девственница, отказавшаяся выйти замуж за лорда-язычника, которой отрубили голову, но ее обезглавленное тело подобрало отрубленную и окровавленную голову и отнесло ее на вершину холма, и в этом месте, как говорят, и поныне случаются чудеса.
Она была гасконской святой. Проклятая девственница! Но, может, она принесет чудо, в котором они нуждались. Восемьдесят семь вражеских знамен могли потребовать чуда.
– Святая Квитерия и Святой Георгий!
– крикнул он и увидел, как француз развернул лошадь, чтобы отразить атаку, и у него не было ни пики, ни щита, лишь обнаженный меч, каптал толкнул своего боевого коня левым коленом, и лошадь послушно повернула.
Казалось, она чувствовала, куда каптал хочет направиться, и галопом пересекла дорогу, и пика каптала скользнула в живот противника, издав резкий звук, пройдя через кольчугу и воткнувшись в нижнее ребро, он отпустил пику и протянул правую руку, чтобы оруженосец подал ему топор.
Он предпочитал топор, а не меч. Топор мог пройти через кольчугу, даже через доспехи, и снова он коленями направил коня в сторону бегущего человека, взмахнул топором и почувствовал, как тот раскроил череп.
Он выдернул топор, поднял щит, чтобы отразить слабый удар мечом слева, и наблюдал, как тот человек исчез в кровавом месиве, когда моргенштерн Гийома расправился одновременно со шляпой с белыми перьями, черепом и мозгами.
Всадники-гасконцы врезались во врага. Это не была честная схватка. Арьергард французов отдыхал, уверенный, что если кто-то в их армии и увидит противника, то это будет авангард, но вместо этого враг был среди них и убивал.
Каптал тоже убивал и пришпоривал коня, не позволяя французам хоть как-то построиться. Больше всего их было около брода, где под несколькими ивами находилась толпа людей и лошадей, и каптал свернул в ту сторону.
– За мной!
– прокричал он.
– За мной! Святая Квитерия!
Воины развернули коней, чтобы последовать за ним, всадники были в кольчугах, а на громадных жеребцах блестели стальные доспехи. Кони под забрызганными кровью охотниками сверкали глазами и скалили зубы.
Каптал нырнул в дезорганизованную массу французов и взмахнул топором, услышав крики, панику вражеских лошадей, он погрузился в толпу, не переставая кричать. Французы уже бежали. Воины забирались в седла и пришпоривали лошадей.
Некоторые кричали, что сдаются, а по всему заливному лугу скакали гасконцы, убивая, разворачиваясь и пришпоривая лошадей, чтобы снова убивать.
Каптал думал, что ему придется пробивать себе путь через толпу людей, но толпа рассыпалась, они убегали, а он догонял, а нет ничего проще, чем убивать убегающего.
Его боевой конь сам взял курс на лошадь беглеца и увеличил скорость, ожидая, когда толчок коленом скажет ему о том, что топор сделал свое дело, и можно искать новую жертву. Слева и справа от каптала другие гасконцы делали то же самое.
Они оставляли за собой кровавый след из раненых и корчащихся людей, лошадей без седоков и мертвецов, и по-прежнему подгоняли лошадей, догоняли и убивали, все разочарования дней отступления были излечены этой оргией смерти.
Один из французов запаниковал и резко развернул лошадь влево, животное упало. Две окровавленные гусиные тушки были привязаны к луке седла, и перья разлетелись, когда рухнула лошадь.
Мужчина закричал, потому что падающая лошадь придавила и сломала ему ногу, потом он попытался увернуться от удара топора каптала. Крик прекратился. Женщина звала на помощь, но ее мужчина сбежал, оставив ее в окружении гасконцев на залитом кровью поле.
Каптал крикнул своему горнисту.
– Труби отбой, - приказал он.
Его люди убивали и победили, захватив по меньшей мере трех знатных лордов и прикончив множество врагов, а сами остались без единой царапины, но беглецы скакали в сторону основных сил французов, всего за несколько минут они достигли бы армии, и хорошо вооруженные воины в доспехах бросились бы в контратаку.
Так что каптал взобрался обратно на пологий склон и скрылся в лесу. Долина, выглядевшая такой мирной, была покрыта кровавыми пятнами и усеяна телами.
Армии встретились.
– Аббатство Святого Жуньена?
– сказал крестьянин.
– Конечно, милорд, идите по долине, - он указал на север своим грязным пальцем, - недалеко, милорд. На телеге можно туда и обратно за одно утро обернуться.
Крестьянин молотил зерно, когда эллекены подъехали к деревне, и не заметил всадников, пока их тени не легли темным пятном на дверь амбара. Он уставился на них в немом изумлении, а потом упал на колени и пригладил рукой челку. Томас сказал, что они не причинят ему вреда, что он в безопасности, а потом, как уже сотню раз во время этого путешествия, спросил, знает ли он, где находится аббатство святого Жуньена. Наконец-то кто-то впервые это знал.
– Там монахи, милорд, - нервно произнес крестьянин, - стараясь быть полезным. Он скосил глаза влево, где, очевидно, жила его семья.
Его цеп - две деревянные дубинки, соединенные полоской кожи - был отброшен в сторону, на случай, если эти мрачные всадники примут его за оружие.
– Кто твой господин?
– спросил Томас.
– Аббат, милорд, - ответил тот.
– Что там за монахи?
– спросил Томас.
Вопрос озадачил крестьянина.
– Черные монахи, милорд?
– предположил он.