Столконовение цивилизаций: крестовые походы, джихад и современность
Шрифт:
Убийцы были схвачены, осуждены и казнены. С этого времени использование настоящих боеприпасов во время официальных церемоний было запрещено, и не только в Египте. Однако внутренние и внешние условия, которые привели к острому всплеску активности исламистов, остались неизменными. Ас-Садата сменил Мубарак, который вскоре пошел на уступки религиозным экстремистам в социальной и культурной сферах в обмен на сохранение своей изъеденной молью диктатуры. Это укрепило позиции клерикалов и помогло им расширить социальную базу своих сторонников. Однако событие, которое вызвало новый взрыв политико-религиозного пыла в арабском мире, произошло за его пределами.
В 1971 году один тщеславный и самонадеянный монарх, ослепленный хвалами льстецов дома и за границей и не осознававший своей изоляции от народа, решил подражать Сесилу Б. де Миллю. Он захотел отпраздновать день рождения, чтобы прославить Великого Кира и 2500-летие «иранского царствующего дома». Как и все остальное, относящееся к этому событию, дата его проведения также была сомнительна. Причина затеянной феерии была очевидна: придать больше правдоподобия генеалогии «Света арийев», как любил называть себя сам шах. Для празднования выбрали историческое место — развалины древней персидской столицы Персеполиса.
Большинство гостей откликнулись на приглашение шаха — императоры Хайле Селассие и Хирохито из Эфиопии и Японии, менее величественные монархи из Бенилюкса и Скандинавии, а также короли Марокко, Иордании и Непала, принц Чарльз, наследник британского престола, и политики всех мастей. В их число входили занимающийся сомнительными делами Спиро Агню, вице-президент США, председатель Президиума Верховного Совета СССР Н.В. Подгорный, а также член Политбюро Коммунистической партии Китая. Только один из европейских политиков, французский президент Жорж Помпиду, решил остаться в стороне. Насмотревшись в мае 1968 года на баррикады в собственной столице, он видел будущее более четко, чем его коллеги во всем мире. Кроме того, присутствовали многие известные личности из. научного мира и мира кино Соединенных Штатов и Европы, среди них выдающийся британский политический философ сэр Исайя Берлин, хлесткий памфлет которого, «Две концепции свободы», был незадолго перед тем опубликован в Тегеране и удостоился одобрения придворных льстецов. Этот великий человек заранее прочитал в Тегеране лекцию, чтобы отметить это событие. Размеры его гонорара не разглашались.
Если верить средствам массовой информации, все присутствующие провели время очень хорошо. Из Парижа самолетом было доставлено угощение и 25000 бутылок вина. Единственным местным блюдом в меню была черная иранская икра, полученная из рыбы, пойманной в принадлежащей Ирану части Каспия. Всего было истрачено каких-то 300 миллионов долларов — сюда были включены и «расходы» присутствовавших негосударственных знаменитостей, — этих денег хватило бы на то, чтобы кормить целое население какой-нибудь страны «третьего мира» в течение нескольких месяцев.
Кульминацией этого зрелища был чистый китч. Гости были шокированы, увидев, в лучах прожекторов разряженного оккупанта Павлиньего трона, стоящего у могилы Кира. Шах преодолел знакомое актерам волнение и произнес фразу, которую стали повторять на все лады: «Спи спокойно, Кир, ведь мы бодрствуем» [60] .
По возвращении в прозаический мир американского кампуса экспансивные ориенталисты сообщили, что после этих магических слов, произнесенных шахом, из пустыни внезапно повеяло свежим ветром. Пока лидеры Запада и Востока чествовали шаха, одним малоизвестным за пределами Ирана представителем исламского духовенства было сделано провидческое предупреждение. Голос Хомейни из Ирака, где он находился в изгнании, прозвучал набатом:
60
В «Мантии пророка», сильном и будоражащем воображение историческом описании происхождения исламской интеллигенции в Иране, вышедшем в Лондоне в 1986 году, Рой Моттахеди противопоставляет реакцию ориенталистов иранскому ответу на речь шаха: «В анекдоте того периода рассказывается, как иранский конторщик был до того восхищен прочитанными в газете словами шаха, что пораньше ушел домой, чтобы рассказать об этом своей жене; там он обнаружил жену и их соседа Кира, спящими вместе на его кровати. Не став устраивать драму, он вскинул руку и сказал: «Спи спокойно, Кир, ведь мы бодрствуем».
«Следует ли народу Ирана праздновать правление предателя ислама и интересов мусульман, который дает нефть Израилю? Преступления королей Ирана очернили страницы истории… Даже те, кто имел репутацию «хороших», были подлы и жестоки. Само понятие «монархия» в принципе противоречит исламу…
Люди всего Иарана постоянно обращаются к нам, прося разрешения использовать благотворительные налоги, которых требует ислам, на строительство бань, поскольку они остаются без омовения. Что случилось со всеми этими богатыми обещаниями, этими претенциозными заявлениями, что Иран развивается на том же уровне, что и другие развитые страны мира, что народ процветает и доволен? Если такие излишества, как последнее празднование, будут продолжаться, еще худшие беды снизойдут на нас…»
В Иране, где Хомейни был известен и где его боялись, было отмечено, что тон обращения изменился. В 1963 году из своей резиденции в Куме аятолла, разгневанный тем, что и их бедных учеников в медресе — религиозных школах-интернатах — называют «паразитами», предостерегал своего развращенного правителя от мнимых друзей и призывал его изменить свою политику:
«Позвольте мне дать Вам совет, господин шах! Дорогой господин шах, я призываю Вас к воздержанию… я не хочу, чтобы народ преисполнился благодарности, если Ваш иностранный хозяин однажды решит, что Вы должны уйти. Я не хочу, чтобы Вы уподобились своему отцу… Во время Второй мировой войны Советский Союз, Британия и Америка вторглись в Иран и оккупировали нашу территорию. Собственность народа была брошена на произвол судьбы, а его честь подвергалась испытанию. Но Аллах знает, что все были счастливы, потому что Пехлеви [отец правящего шаха] ушел! Разве Вы не знаете, что если однажды произойдет какое-нибудь волнение и столы перевернутся, ни один из этих людей вокруг Вас не останется Вашим другом?»
Этот совет проигнорировали, а священника, который предложил его, выслали из страны. Губительные призывы Хомейни из иракского изгнания, а впоследствии из Франции, записанные на магнитофонных пленках, начали циркулировать по всей стране. Иногда их транслировали в мечетях после пятничных молитв.
С конца 1977 года Иран был охвачен предреволюционным брожением, которое с каждым днем усиливалось. В феврале 1979 года революция победила и, как это ни парадоксально, потеряла свои завоевания. Кульминацией борьбы масс против жестокого и коррумпированного ставленника Запада стало свержение монархии. В решающий момент иранская армия отказалась открыть огонь по народу. Отборные подразделения, созданные для защиты от подобного переворота, отказались повиноваться. Шах Ирана бежал в изгнание, положив конец династии, находящейся у власти самый короткий период в истории Ирана. Тюрьмы были взяты приступом. Политические заключенные, измученные пытками и ошеломленные, с трудом верили в то, что их сторонники победили.
Они ждали почти два года. И в тюрьмах, и за их пределами было очевидно, что шах все потерял, что его уход — лишь вопрос времени, но во время революций самое важное — это именно время. Оно может определить все. Заключенные были готовы к тому, чтобы их освободили.
Ликующие толпы высыпали на улицы. Эйфория была всеобщей. Такие события история уже знала. Парижские толпы у Бастилии в 1789 году. Петроградские рабочие в 1917 году, ждущие, когда с поезда на Финляндском вокзале сойдет их вождь. Правительственные войска царской России в феврале 1917 года, отказывающиеся стрелять в толпу, и их массовый переход на сторону восставших. Пекин в октябре 1949 года, взволнованно и страстно ожидающий, когда Мао Дзедун со своими армиями войдет в город и провозгласит победу китайской революции. Гавана в 1959 году с ликованием наблюдала, как диктатор и его сподвижники-мафиози убегали из страны, а в столицу с триумфом входила партизанская армия. В Сайгоне в апреле 1975 года, куда вошли силы вьетнамских коммунистов, были повержены звездно-полосатые американские флаги, и персонал американского посольства эвакуировался из города на вертолетах.
Кажется, что не было никакой разницы между перечисленными событиями и происходящим в Тегеране в 1979 году. Знакомые образы победоносной революции ввели в заблуждение многих, особенно левых и либералов, как в Иране, так и в других странах: по всей Западной Европе (и особенно в Западной Германии) с начала 1960-х годов проходили кампании солидарности с иранскими политическими заключенными. Когда бы шах ни посещал западноевропейские страны, его встречали демонстрации протеста. Естественно, новости из Тегерана заставляли сильно волноваться европейцев.