Столконовение цивилизаций: крестовые походы, джихад и современность
Шрифт:
Самые ранние признаки имперских претензий Америки стали заметны в XIX веке, сначала в отношении Латинской Америки, затем островов в Тихом океане, в частности захват Филиппин и первое заявление об американских интересах в Японии. Наиболее эффективная критика этой первой фазы строительства американской империи должна была раздаться изнутри, от такого человека, доверие к которому не могли подорвать даже самые ярые «американофилы». Это был генерал-майор Смидли Батлер (1888–1940) из Морского корпуса США, которого генерал Дуглас Макартур назвал «одним из самых великих генералов в американской истории» и который дважды был награжден орденом Славы. Восхищение Макартура Батлером дошло до того, что он назвал в честь него базу США на острове Окинава. Интересно, был бы Батлер так же очарован Макартуром — вице-королем Японии и защитником
Книга Батлера была озаглавлена «Война как вымогательство». Он больше не одобрял наступательные войны. Он, безусловно, защищал бы свою страну, но больше никогда не стал бы «рэкетиром капитализма». «Война — это не просто вымогательство. Вымогательство — это не то, что кажется большинству людей. Только малая группа “избранных” знает, что это такое. Рэкет осуществляется для немногих за счет масс». В речи 1933 года генерал Батлер развил свои «антиамериканские» и «протооксиденталистские» взгляды с замечательной ясностью, вскрыв природу американского империализма в Латинской Америке:
Это не фокус, секрет которого не виден всем военным. У армии есть свои «разведчики», которые указывают пальцем на врагов, свои «тяжеловесы», которые крушат врагов, свои «мыслители», которые разрабатывают военные планы, и «Большой босс» — супернационалистический капитализм.
Может показаться странным, что я, военный человек, использую такие сравнения. Правдивость заставляет меня это сделать. Я провел тридцать три года и четыре месяца на действительной военной службе в составе элитных вооруженных сил страны. Я прошел все ступени военной лестницы: от младшего лейтенанта до генерал-майора. И в тот период я тратил большую часть своего времени на то, чтобы быть идеальной горой мускулов для «Большого босса», для бизнеса на Уолл-стрит и для банкиров. Короче говоря, я был гангстером капитализма.
Я в то время подозревал, что являюсь только малой частью этого грандиозного рэкета. Теперь я в этом уверен.
В 1903 году я помогал сделать Гондурас удобным для крупных американских компаний. В 1914 году я помогал сделать Мексику, особенно Тампико, безопасной для американского нефтяного бизнеса. Я помогал сделать Гаити и Кубу приличным местом для мальчиков из Национального Сити-банка, чтобы они могли получать там доходы. К выгоде Уолл-стрит я помог «изнасиловать» полдюжины республик Центральной Америки. Этот печальный список длинный. Я помогал в 1909–1912 годах очищать от «вредных элементов» Никарагуа для международного банкирского дома «Браун Бразерс». Я освещал путь в Доминиканскую республику американским производителям сигар в 1916 году. В Китае я помогал присматривать за тем, чтобы «Стандард ойл» двигалась по безопасному пути.
В течение всех этих лет я, как сказали бы простые мальчишки, занимался «шикарным рэкетом». Оглядываясь назад, я чувствую, что мог бы дать Аль Капоне фору сто очков. Самбе большее, на что он был способен, — это заниматься рэкетом в трех районах Чикаго. Я действовал на трех континентах.
Это, конечно, было давно. Теперь все изменилось. Но изменилось ли? Голос, который не мог больше отличаться по тону от голоса генерала Батлера и который избрал своей трибуной «Нью-Йорк таймс» — это голос знаменитого фельетониста Томаса Фридмана. Он тоже американофил, однако до забавного прямой и грубый: ничто и никогда не смягчает его видение реальности. Генерал Батлер по достоинству оценил бы эти слова Фридмана в статье в «Нью-Йорк Таймс Мэгэзин» от 28 марта 1999 года:
«Чтобы глобализация начала действовать, Америка не должна бояться проявлять себя как всемогущая супердержава, каковой она и является. Скрытая рука рынка никогда не сможет работать без скрытого кулака и процветать без “МакДоннелл-Дуглас”, создавшей F-15. И этот скрытый кулак, который делает мир безопасным для технологи «Силиконовой долины», называется армией, авиацией, военно-морским флотом и морским корпусом
Как Америка стала «всемогущей супердержавой»? Вступление США в Первую мировую войну было совершенно непопулярно среди рядовых американцев. Многие считали это ненужным. Например, переселенцы немецкого происхождения не понимали, почему их новая родина желает помогать британскому королю, а не кайзеру. Влиятельные представители элиты предпочли бы подождать и понаблюдать за тем, как две европейские империи обескровят друг друга до такого состояния, которое было бы экономически выгодно США. Несмотря на потерю 128 американцев и обмен дипломатическими нотами с Германией, вовсе не потопление «Лузитании» немецкой подводной лодкой в 1915 году подтолкнуло Соединенные Штаты встать на сторону Европы. Просто по экономическим соображениям их нервировала явная победа Германии, поскольку это могло бы сделать ее грозным противником. Решающими оказались новости из России. В феврале 1917 года разразилась революция и свергла царизм. В стране царил хаос. Армия потеряла моральный облик, и русские солдаты толпами дезертировали с фронта. Большевистские агитаторы изо всех сил старались поощрять дезертирство и говорили солдатам, что их враг находится дома.
Выбор времени для вступления в войну со стороны США не мог быть более символическим. 6 апреля 1917 года, как только Вильсон объявил, что его страна находится в состоянии войны с Германией, в Петрограде произошло важное событие. Центральный Комитет партии большевиков собрался, чтобы обсудить ленинские «Апрельские тезисы», которые призывали к тщательной подготовке к восстанию, чтобы совершить социалистическую революцию и взять власть. Многих коллег Вильсона не убедило его решение ввязаться в войну в Европе. Некоторые ближайшие соратники Ленина возражали против восстания, называя его дикой и безответственной фантазией. Оказалось, что сомневающиеся с обеих сторон просчитались. Не свершись русская революция, вряд ли бы президент Вильсон, который так старался стать посредником мирного урегулирования между Британией и Германией, ратовал бы за введение войск в Европу с такой энергией.
Вступление Соединенных Штатов в мировую войну 1914–1918 годов стало первым серьезным шагом на пути к статусу мировой державы. Америка училась быстро. Гниющие трупы на полях сражений в Европе помогли ей напрячь мозги. По мере того как она развивалась в соответствии со своей наследственностью, методы ее действия сменяли один другой, и постепенно мировое «бытие» окутало бы ее американское «сознание». Впредь Америка больше не будет долго раздумывать перед тем, как «заиграть мускулами» с целью создать военную машину, которая будет душить все «угрозы мировому капиталистическому порядку».
Довольно интересно, что именно большевистские лидеры, задолго до правителей Британии и Франции, поняли важность происходящих изменений. Старые европейские державы смотрели на США со смесью пренебрежения и снобизма, как старый аристократ, имение которого давно заложено, смотрит на нувориша-предпринимателя. Ленин и Троцкий свысока смотрели на европейскую буржуазию, но восхищались энергией и способностями американского капитализма. Оба со страстью изучали экономическую историю. Они изучали цифры мировых экономических взлетов и падений и были рады поделиться этими знаниями с каждым, кто готов был их слушать. Троцкий так объяснял будущее нефти, обращаясь к делегатам конференции в 1924 году:
«Добыча нефти, которая сейчас играет такую исключительную роль в военной и гражданской промышленности, составляет в Соединенных Штатах две трети мировой добычи, а в 1923 году эта цифра достигла 72 %. Конечно, они много жалуются на то, что существует угроза истощения их нефтяных ресурсов. В первые послевоенные годы я, признаться, думал, что эти жалобы просто благочестивое прикрытие для постепенного захвата иностранной нефти. Однако геологи действительно подтверждают, что при нынешнем уровне потребления американской нефти хватит на 25 лет, а по другим расчетам — на 40 лет. Но через 25 или через 40 лет Америка с ее промышленностью и флотом сможет отнимать у других в 10 раз больше нефти» [136] .
136
«Известия», 5 августа 1924 года.