Сторожка у Буруканских перекатов(Повесть)
Шрифт:
— Есть медвежатину? — изумилась Пронина. — Фу, о какой гадости ты говоришь! Это же все равно, что есть собаку.
— Не совсем так, Надежда Михайловна, — спокойно возразил Шурка. — Вы телятину любите? Медвежатина такая же вкусная…
— Хватит, не говори мне больше об этом, — капризно повысила голос Пронина.
— Тогда я пойду один в тайгу, может подстрелю медведицу.
— Нет, ты никуда не пойдешь от нас, — снова повысила голос Пронина. — Ты оставлен, чтобы охранять нас. Так будь добр, делай то, что тебе велено. Мы никуда больше не пойдем, пока не вернется сюда Алексей Петрович, —
— Дело ваше, — безразличным тоном, но с глубокой обидой проговорил Шурка. — Я могу сидеть на этом берегу хоть месяц — тепло, вода рядом, хариусов можно ловить сколько хочешь… Ну вот что, давайте ложиться спать.
— Как?! И ты будешь спать? — Пронина сделала страшное лицо. — А звери! Они же сожрут нас!
Шурка и Пронина совершенно по-разному понимали обстановку, в которой находились. Верка в основном молчала, но время от времени поддакивала Прониной и этим прямо-таки бесила Шурку. Но он очень скоро понял, что лучше отмалчиваться даже тогда, когда страшно хотелось возразить.
Более трудных испытаний никогда еще не выпадало на долю Шурки, как в эти два дня, пока он в компании своих подопечных ожидал возвращения Колчанова. Душа его рвалась в тайгу: в двух шагах, где-то здесь бродит медведица, где-то пасется жирный глухарь — вот было бы жаркое! Но Шурку словно спеленали — он шагу не мог сделать без разрешения Прониной.
Наконец в назначенный срок со стороны Сысоевского ключа послышались голоса и на открытом галечном берегу показались бесконечно дорогие сейчас Шуркиному сердцу Колчанов, Владик и Гоша.
Усталые, немного изменившиеся с виду, они сразу же оживились, когда увидели бивуак, обещающий отдых и встречу с друзьями. Но их радость погасла, как только они заметили Пронину, со слезами на глазах бегущую навстречу. Она уронила голову на грудь Колчанова и горько разрыдалась. По-видимому, это была своего рода разрядка напряжения, страха и тревог, накопившихся в ее душе за эти трудные дни.
Выслушав сбивчивый рассказ Шурки о визите медвежьего семейства, Колчанов долго хмурил изогнутые вороньим крылом брови, а потом сказал недовольно:
— Черт бы их взял, а мы их пожалели, не стали стрелять! Они нам встретились сегодня утром… Но зато мы принесли пудового тайменя. Доставай, Владик, и давайте варить уху, да покруче…
На совете, состоявшемся за ужином, было решено завтра же утром вернуться на Чогор, чтобы запастись продуктами и в ближайшие дни снова приехать сюда — задача экспедиции не была выполнена еще и наполовину.
С наступлением сумерек небо заволокло тучами, а около полуночи начал моросить нудный обложной дождь. Девушек на ночь поместили в маленькую колчановскую палатку. Ребята и Колчанов прокоротали ночь под тряпьем, оставшимся от большой палатки. Дождь не прекратился и утром. На рассвете Колчанов принялся готовить мотобот. Наскоро перекусив остатками вчерашней ухи, экспедиция погрузилась в лодку, все укрылись остатками палатки и дождевиком, и мотобот понесся по Бурукану. Через три часа путники достигли Чогора.
20. Подводная находка
Едва
— Здравствуй, Алексей. — Скупая улыбка чуть осветила его румяное лицо. — Успешно съездил?
Слушая Колчанова, он помогал ребятам вытаскивать лодку, потом выгружать из нее мокрую палатку. Этот человек привык постоянно что-нибудь делать. Он и здесь не мог стоять в стороне.
Они вошли в дом. Пока Колчанов стаскивал с себя мокрую одежду, Вальгаев говорил:
— Вот, прислали помочь тебе в выборе места для закладки инкубаторов. И вообще продумать вместе с тобой, как все это лучше сделать.
Вальгаев сидел, по привычке широко расставив локти и навалившись широченной грудью на край стола. Глядя на него, Колчанов сказал:
— Я допускаю, что, может быть, первый блин и получится комом. Поэтому, думаю, надо закладывать не один, а два или три аппарата по миллиону икринок в каждом. Места позволяют. Нашел с дюжину сильных родников. Вот управлюсь тут с неотложными делами — и тогда махнем туда. Начнем с ребятами заготавливать лес и строить избушку на зиму. Ты-то сам поедешь с нами, Матвей?
— Обязательно! — воскликнул Вальгаев. — У меня к тебе командировка на целый месяц, а потом опять приеду на весь период закладки икры.
— Значит, на заводе больше не будешь закладывать?
— Нет. Григорий Афанасьевич велел перенести опыты к тебе.
— Да что ты говоришь! — воскликнул Колчанов. — Матвей, дружище, да мы же с тобой тут горы свернем!
— Попробуем…
…Дождь лил беспрерывно почти трое суток. Бригада вынуждена была коротать это время дома. Только Владик, Шурка и Гоша, страстно увлекшиеся подводным спортом, несмотря на холод, часами пропадали на озере, тренируясь в нырянии. Толпыга и Владик уже могли просиживать под водой до сорока секунд, только Гоша никак не мог выдержать больше полминуты.
На второй день после возвращения экспедиции, под вечер, Владик, Шурка и Гоша, мокрые, в одних трусах (только что из воды), прибежали в лабораторию Колчанова:
— Алексей Петрович, диковину нашли! — докладывал посиневший Владик. — Халку затонувшую нашли! А в ней полно сомов!
— Гро-ма-адная! — добавил Шурка. — Сомы прямо кишат в ней…
— Подождите, подождите, — добродушно посмеиваясь, остановил их Колчанов и оторвался от микроскопа. — Рассказывай ты, Владик. Да все по порядку…
Находившиеся тут же Абросимов, Пронина и Вальгаев окружили ребят.
— Ныряли мы, — снова заговорил Владик, стараясь быть спокойным и с трудом унимая дрожь. — Потом заметили, что там, где Бурукан вливается в озеро, тянется длинная полоса прозрачной воды. Хотя она и холоднее, чем рядом — озерная, но зато в ней лучше видно на дне. И вот мы заметили, что там что-то темнеет, вроде стены. Нырнули с Шуркой к этой стене и видим борт какого-то судна, весь облепленный ракушкой. Шурка пошел в одну сторону вдоль борта, а я — в другую. Метров через пять вижу — корма с будкой и правилом руля, какая-то бочка лежит рядом. А Шурка выплыл в носовую часть.