Сторожка у Буруканских перекатов(Повесть)
Шрифт:
Вот и буек. Пока Петр Григорьевич привязывал к нему кунгас, Владик, Шурка и Колчанов бросились в воду и принялись устанавливать шесты по углам халки. Вскоре эта работа была закончена. Теперь предстояло самое главное — окружить сеткой затонувшее судно так, чтобы нижняя подбора с грузилами плотно легла на самое дно, закрыв сомам выход из этого своеобразного сеточного вольера. Через десять минут сеть была выставлена и кольцо ее замкнулось. Проверять нижнюю подбору спустился Колчанов в акваланге. Доверить кому-нибудь Другому эту работу он опасался: достаточно малейшей неосторожности — и ныряльщик легко может запутаться в почти невидимой капроновой паутине. Он вернулся на поверхность
— Все в порядке, — сообщил он. — Грузила плотно лежат на дне. Теперь загоняйте кунгас внутрь квадрата, Петр Григорьевич, а мы вчетвером спустимся к сомам…
Ребята уже хотели было броситься в воду, но Колчанов остановил их.
— Стоп! Каждый возьмет в руку конец веревки, чтобы по нему вернуться в кунгас. Иначе можно уклониться в сторону и угодить в сеть. Ведь сомы так взмутят воду, что там ничего не будет видно.
Ныряльщики, вооруженные палками, один за другим скрылись под водой. Пока Колчанов спустился к халке, в ее трюме уже клубились тучи поднятого ила. То там, то тут вырисовывалась на секунду чья-нибудь расплывчатая фигура и снова исчезала.
Когда Колчанов достиг кормы, здесь тоже все было взбаламучено. Он угодил ногой на скользкую спину сома и инстинктивно ринулся было кверху, но потом овладел собой, опустился на дно халки и, ползая на четвереньках, на ощупь — вокруг стояли настоящие потемки — принялся баламутить воду палкой.
То и дело он чувствовал, как рядом взыгрывала вода, — сомы никак не хотели покидать своего убежища. Владик, Щурка и Гоша уже трижды выныривали, чтобы запастись воздухом, и вновь скрывались под водой, не выпуская из рук веревок, а Колчанов в своем акваланге все ползал внутри халки, стараясь как можно больше взмутить воду и этим заставить сомов покинуть их убежище. Велико же было его удивление, когда он, перевалив через борт, обнаружил, что сомы не ушли далеко от халки, а прячутся под ее бортами с внешней стороны. Ему пришлось подняться на поверхность, дождаться, когда вынырнут все ребята, и сообщить им об этом. Только после того как ныряльщики тщательно обшарили всю халку с внешней стороны и взбаламутили там песок и ил, сомов удалось наконец выдворить. Когда все поднялись наверх, то увидели, что муть поднялась до самой поверхности, балберы повсюду плясали и трепетали, будто живые, а иные и вовсе потонули.
Поднять сеть в кунгас, казалось, было самым простым делом. Но не тут-то было! Битый час бригада боролась с могучей силой, удерживающей сеть под водой. Сом — одна из самых сильных рыб. Изгибаясь, он как бы упирается о воду, и вытащить тогда даже одну рыбину — дело нелегкое. А тут их были десятки, и притом настоящих великанов, размером до полутора-двух метров. Когда последний конец сети с тремя сбившимися вместе большими сомами был поднят в кунгас, он был загружен до предела. Иззелена-черные скользкие рыбы копошились, не в силах выпутаться из прочной капроновой сети. Никто, даже Колчанов и Абросимов, не видели еще такого количества сомов.
Пристав к берегу и выгрузив сеть вместе с запутавшейся в ней рыбой, бригада затратила остаток дня на то, чтобы выбрать рыбу из сети. Когда взвесили последнего сома и Петр Григорьевич подсчитал общий вес, оказалось, что улов составил почти тонну.
— Да-а, — раздумчиво говорил Вальгаев Колчанову, когда рыба была помещена в ледник, — а я-то думал, откровенно скажу тебе, что эти маски и ласты — детская забава. Если так дело пойдет
— Ты как в воду глядел, Матвей, — шутливо ответил Колчанов. — Мы так и делаем в пределах озера Чогор и прилегающих к нему проток. За лето выловлено тонн пять сорной рыбы.
— Умная штука, — размышлял вслух Вальгаев.
21. Последнее испытание
В двадцатых числах августа работа московской экспедиции подходила к концу. Весь состав экспедиции совместно с бригадой-школой молодых рыбаков-рыбоводов занимался теперь промыслом и сборами на озере Чогор и в его окрестностях. Студенты и молодые рыбоводы так сдружились, что находились вместе не только дни, но и вечера — они стали как бы единым коллективом: выпускали вместе сатирическую газету «Амурский ерш», проводили соревнования по подводному спорту, плаванию, ватерполо, устраивали концерты. Неизменным их судьей и заводилой был Петр Григорьевич.
Однажды он пришел в лабораторию, шепнул Колчанову:
— Дело к вам есть, Алексей Петрович, — и знаком показал на дверь.
Они зашли в комнату Колчанова.
— Неудобно при Надежде Михайловне, — сказал Абросимов в комнате. — Вот, почитайте…
Он протянул Колчанову два исписанных листка бумаги.
— Что такое? — Колчанов присел к столу и стал читать:
— «Хирономида и Букашка (басня).
Послала мать Букашку на берег реки и наказала принести чего-нибудь поесть. Бежит Букашка, песенку напевает. И вдруг видит — Хирономида сидит в лужице. Сидит и прихорашивается: то прическу поправит, то шляпку примерит, то платьице прикинет и так и этак, а то начнет подмазывать брови и наставлять ресницы.
Никогда еще не видела Букашка хирономид. Остановилась и смотрит на незнакомку, как баран на новые ворота. Потом говорит: „Ах, какая ты нарядная да разнарядная, модная-премодная, чисто царевна-лебедь. Ты, наверное, из самой столицы пожаловала к нам сюда?“ — „Да, я из столицы приехала к вам, чтобы научить вас, темных, уму-разуму. А что тебе надобно от меня?“ — спрашивает Хирономида.
„Хочу моды твои перенять, чтобы быть похожей на тебя“, — отвечает Букашка. „Ну что ж, перенимай, — говорит Хирономида, — только за это ты будешь прислуживать мне — стирать белье, мыть за мной посуду, таскать мою сумочку, когда я пойду на рынок…“».
Басня была длинная, а вывод укладывался в две строчки:
Мораль сей басни — дать урок, Кому-нибудь пойдет он впрок.Закончив чтение, Колчанов усмехнулся, взъерошил смоляную шевелюру:
— Да-а… Кто писал?
— Как члену редколлегии скажу — Драпков и один из студентов.
— Что ж, придется печатать, — вздохнул Колчанов. — Басня правильная. Только… Э-э, да все равно, экспедиция подходит к концу, на работе Надежды Михайловны теперь не скажется…
На душе у Колчанова еще долго было нехорошо. Он подозревал, что инициатива сочинения басни исходит от Хлудкова. После объяснения Пронина больше ни слова не говорила Колчанову о Хлудкове. Но он сам видел, что отношения их испорчены, об этом можно было судить хотя бы по тому, что по возвращении «Кристалла» на Чогор Пронина попросила разрешения жить в доме биологического пункта. Ей отвели там маленькую комнатку, которую до того занимал Абросимов. Пронина поселила у себя и Верку Лобзякову, пользовалась ее услугами, из чего, собственно, и родилась теперь басня.