Стоунхендж
Шрифт:
— Это храм неба, — сказал Сабан.
Галету это понравилось.
— Храм неба, — сказал он, — а почему бы нет? Это хорошее название, — он похлопал Сабана по плечу. — Это верное название, Храм Неба!
Он поднял деревянный брус и двинулся дальше, пристально вглядываясь на юг. Он высматривал дым, который мог бы выдать местонахождение стоянки охотников, но ничего не увидел. Ходил слух, что большой отряд Чужаков скрывается в лесу, и Хенгалл повёл военный отряд на запад и юг, но не нашёл никаких следов.
— Будем надеяться, что они ушли, — сказал Галет, притрагиваясь к паху. — Они могут поискать другую землю, не нашу.
О Чужаках знали уже много поколений, и никто не мог припомнить, когда они впервые прибыли из страны, лежащей за восточным морем, но
— Они не приблизятся к нам, — сказал Сабан, — пока головы их соплеменников на нашем заградительном валу.
— Я молюсь, чтобы не приблизились, — сказал Галет, притрагиваясь к паху, однако он всё ещё всматривался на юг. Хенгалл не отыскал Чужаков, но отряд охотников обнаружил стоянку с ещё тёплыми углями, а один торговец мельком видел большой отряд мужчин с серыми татуировками, крадущийся далеко в лесу.
— У нас хороший урожай, — сказал Галет, — и если у Чужаков плохой, они будут пристально следить за нами.
Они пошли к храму, и там трудности возведения оставшихся камней отодвинули на задний план страх перед нападением Чужаков. Два камня нужно было установить по обе стороны Входа Солнца, и они были в два раза выше, и в два раза шире, и казалось, во много раз тяжелее колонн лунных камней. Заняло четыре дня установить первый, не считая дней на выкапывание ямы, и ещё три дня — установить второй. Последние два камня, Камни Солнца, которые должны были обрамлять проём тропы восходящего Летнего солнца, были ещё огромнее. Самый крупный камень оставили напоследок, и яма, что они выкопали, была такой глубокой, что человек мог встать в ней во весь рост, и его не было видно над краем ямы. Уклон был сделан и выложен брёвнами, для смазывания которых пришлось зарезать ещё одну свинью. Когда всё было готово, приступили к установке камня.
Чтобы сдвинуть большой солнечный камень с салазок, понадобилось шестьдесят человек. Галет обвязал ремни вокруг камня, привязал их к сорока мужчинам, и велел тянуть его вперёд, в то время как остальные с помощью рычагов старались облегчить большому камню движение по своему дубовому ложу. Целый день ушёл на то, чтобы сместить камень с салазок, и большая часть следующего дня, чтобы аккуратно положить его на уклон, так как он мог расколоться, поэтому им надо было выровнять его рычагами, но, наконец, после двухдневной работы, он прочно лежал на уклоне.
Для больших камней Галет построил новую дубовую треногу. Она была в четыре раза выше человеческого роста, и, так как он опасался, что кожаные верёвки, проходящие через вершину, могут там зацепиться, он установил там гладкий кусок вяза и смазал его жиром. Он обвязал четырьмя ремнями верхний край камня, провёл их через ролик из вяза, и привязал к дубовому бревну, в который были впряжены шестнадцать волов. Затем мужчины стегали и подгоняли животных, камень медленно двигался, невыносимо медленно. К бревну привязали ещё больше ремней, и люди впряглись рядом с животными, и вновь свистели кнуты, погонщики кричали, а люди с усилием упирались ногами в траву. И медленно, очень медленно, высокий камень двигался вверх. Чем выше он поднимался, тем было легче, так как ремни теперь были натянуты под прямым углом с вершины камня до верха треноги, а в начале подъёма ремни образовывали с камнем острый угол. Основание камня скрипело и расщепляло смазанные жиром брёвна, выстилающие стенки ямы, потом вдруг Галет начал кричать погонщикам быков придержать их кнуты.
— Теперь очень медленно! — закричал он. — Медленно!
Камень стоял почти вертикально.
— Тяните снова!
Галет кричал, ремни скрипели, тренога дрожала, и Сабан испугался, что камню опять мешает какое-то препятствие в яме, но затем камень с грохотом упал вперёд по покрытой брёвнами поверхности, и Галет
Они обложили основание камня галькой, засыпали яму, отвязали ремни, и таким образом работа была завершена. Старого Храма больше не было, а в Рэтэррине появилось своё святилище из камня. Появился Храм Неба.
День, выбранный для освящения Храма Неба, казался благоприятным, так как он был тёплым и безоблачным, день, который поздняя осень заимствует у лета. Всё племя Хенгалла пришло на церемонию. Люди прибыли из отдалённых селений и высокогорных хозяйств, женщины собрались в храме Лаханны, а мужчины танцевали вокруг столбов храма. Они воткнули в землю свои копья и свалили в кучу луки, так как в этот день никто не мог ходить с оружием. Этот день был посвящён богам.
Во второй половине дня Гилан вывел племя из селения. Они остановились у могильных курганов, где был высоко поднят символ племени, и предкам было рассказано, что происходит. Потом все, двигаясь в танце, пошли к новой священной тропе, проложенной через пастбище. Жрецы племени были обнажены, их тела были белыми от мела, с узорами, выведенными растопыренными пальцами, головы были увенчаны рогами, а волосы и бороды увешаны костями и зубами животных. Люди, следовавшие за жрецами, все были одеты в свои лучшие шкуры. Сабан и Дирэввин должны были пожениться после заката. Волосы Дирэввин были украшены таволгой, а сама она казалась очень смуглой в светлом платье, сшитым из оленьей кожи. Её родители тоже прибыли посмотреть на церемонию. И отец, Мортор, главный жрец Каталло, танцевал вместе со жрецами из Рэтэррина. Жрецы вели с собой маленькую светловолосую девочку трёх лет, глухую от рождения. У неё, как и у Дирэввин, в волосы была вплетена таволга.
Солнце освещало лица людей, когда они спускались с холма, откуда белая и прямая священная тропа тянулась к восьми камням Храма Неба. Гилан держал в руках украшенный плющом символ племени, а Нил, самый младший жрец, нёс топор с прекрасно выточенной головкой из зеленоватого камня, заточенной Галетом незадолго до этого.
Люди притопывали ногами, танцуя между обновлёнными меловыми валами священной тропы, своим приближением распугивая пасущихся овец. Четверо мужчин несли барабаны из козлиной кожи, они задавали ритм танцу, и, когда жрецы приблизились к четырём самым высоким камням, звук барабанов стал неистовым, а люди начали раскачиваться из стороны в сторону. Женщины исполняли песню, прославляющую Слаола, а мужчины повторяли последние фразы каждого куплета. Племя отклонилось в сторону от храма, чтобы потанцевать вокруг него. Жрецы вошли внутрь, и, когда они выгнали оттуда овец и коров, пасущихся на траве в храме, начали исполнять замысловатые шаги своего собственного танца. Жрецы танцевали внутри, а люди пели и танцевали снаружи. Мужчины встали вокруг рва, а женщины за ними, и все двигались в танце по ходу солнца, как Слаол спускается к горизонту. Поющие и танцующие, казалось, впали в транс, охватывающий людей по мере захода солнца. Некоторые женщины, полностью захваченные музыкой, в восторге кричали, продолжая и продолжая танец и не замечая усталости в ногах. И они остановились только когда мужчины, которые несли из селения горшки с углями, подожгли большие кучи дров, наваленные по обе стороны храма. Пламя разгорелось быстро, маленькие прутики потрескивали, и дым с искрами взвился вверх. Галет разломал большие салазки, и положил их массивные обломки в костёр. Он сожалел о такой участи хорошей древесины, но салазки служили священной цели, и поэтому должны быть возвращены богам. Пламя стало огромным, когда племя собралось около пары каменных колонн тропы Входа Солнца, стоявшим в середине священной тропы. Барабанщики теперь молчали, но среди людей продолжались танцы, некоторые не могли оставаться неподвижными и раскачивались из стороны в сторону, некоторые женщины стонали, когда смотрели на большой раздувшийся плоский круг солнца на горизонте.