Стоунхендж
Шрифт:
— Только потому, что Камабан сказал нам прийти! — запротестовал Сабан. — А он исчез! Он сбежал! И мы должны последовать за ним.
— Эрэк, Слаол приказал нам быть здесь. Вместе с Камабаном, или без него, это то место, где я должна оставаться, — она повернулась посмотреть на карликовые камни незаконченного храма. — Слаол становится всё откровеннее в моих видениях, — тихо сказала она, — и он желает, чтобы я была здесь. Он сохранил мне жизнь, чтобы привести меня сюда.
Сабану хотелось поспорить с ней, но с богом было безнадёжно бороться. Он не
— Зачем твоему брату столько людей? — спросила она.
— Чтобы напасть на Каталло, — сказал Сабан. — Мы прибыли вовремя, чтобы увидеть войну.
Они возвращались в селение. Мальчики пригоняли свиней из леса к площадке возле старого храма Слаола, где животные забивали. Женщины и дети отделяли мясо от костей, а собаки бродили вокруг и подлизывались, надеясь на потроха. Но те были истолчены в ступах, смешаны с ячменем и засунуты в кишки свиней, чтобы потом испечь их на горячих углях. Крики умирающих животных были нескончаемы, и большое количество сильно пахнущей крови стекало вниз по склону маленькими ручейками, из которых лакали голодные собаки. Внутри селения запах был ещё хуже, так как женщины намешивали в горшках клейкий яд, чтобы обмазывать копья воинов перед атакой на Каталло. Другие женщины занимались приготовлениями к ночному пиршеству. Они ощипывали лебедей, жарили свинину и растирали зерно на ручных мельницах. Мужчины привязывали кремневые наконечники к древкам, и оббивали края лезвий копий, чтобы заострить их.
Орэнна пошла в хижину Галета, чтобы накормить детей, а Сабан бродил по селению в поисках старых друзей. В храме Эррина и Мэй, где он подивился поражённому молнией столбу, который был весь чёрный и расщепленный, он встретил Гейл, самую старшую вдову его отца, укладывавшую букет кипрея около входа в храм. Она обняла Сабана и начала плакать.
— Тебе не надо было возвращаться, — всхлипывала она, — потому что он убивает всех, кто ему не нравится.
— Стоило вернуться, — сказал Сабан, — чтобы повидаться с тобой.
— Я не переживу эту зиму, — сказала старая женщина, вытирая слёзы концами своих седых волос. — Твой отец был хорошим человеком, — она посмотрела на цветы, которые она положила у входа. — А все наши сыновья умерли, — печально сказала она, затем всхлипнула и побрела к своей хижине.
Сабан вошёл в храм и прислонился лбом к столбу, который они с Галетом поставили так много лет назад. Тогда он даже не был взрослым. Он закрыл глаза, и внезапно увидел Дирэввин, выходящую из реки обнажённой, с её волос стекала вода. Послала ли это видение богиня реки Мэй? И что оно означает? Он молился богине Мэй, чтобы она уберегла его семью, а затем легонько постучал по столбу, чтобы привлечь внимание богине к своей молитве. В этот момент громкий крик заставил его обернуться.
— Сабан! — это был голос Ленгара. — Сабан!
Ленгар расхаживал между хижинами с двумя копьеносцами, очевидно, своими телохранителями.
—
Ленгар был в гневе, его правая рука лежала на деревянной рукояти бронзового меча, висевшего на поясе.
— Почему ты не сказал мне, что один из камней ночью украли? — спросил он.
Сабан пожал плечами.
— Людьми со стрелами с чёрным оперением, — сказал он. — Зачем говорить тебе то, что ты и сам уже знаешь?
Ленгар выглядел захваченным врасплох.
— Ты говоришь …
— Ты знаешь, о чём я говорю, — перебил его Сабан.
Ленгар закричал на него.
— У меня договор с Сэрмэннином! — бушевал он. — По этому договору они должны привезти мне храм. А не часть его!
— Это твои люди утащили камень, — осуждающе сказал Сабан.
— Мои люди! — Ленгар усмехнулся. — Мои люди ничего не делали! Ты потерял камень! — он ударил кулаком Сабана в грудь. — Ты потерял его, Сабан!
Двое копьеносцев настороженно следили за Сабаном, на случай, если ответит на ярость своего брата, но Сабан устало покачал головой.
— Ты думаешь, что тебя обманули, потому что пропал один из камней? Всего один из такого большого количества?
— Если я отрублю тебе кое-что, братец, тебе будет этого не хватать? Всего лишь небольшой кусок плоти, — зашипел Ленгар. — Скажи мне, когда эти люди с чёрнооперёнными стрелами напали на вас, вы убили хотя бы одного? Вы поймали кого-нибудь?
— Нет.
— Так откуда ты знаешь, кто они такие?
— Я не знаю, — признался Сабан, — но только Рэтэррин использует стрелы с чёрным оперением. Каталло смешивает голубые перья соек с чёрными перьями ворона, а Друинна оперяет свои стрелы чёрными и белыми перьями.
— Ты не знаешь, — продолжал глумиться Ленгар, — потому что ты не сражался с ними, не так ли? — он отдёрнул в сторону верхний край туники Сабана. — Всего два шрама, Сабан? Ты всё ещё трус?
— Один шрам за Джегара, — вызывающе бросил Сабан, — а он не обнаружил, что я трус.
Но Ленгар не принял этот вызов. Вместо этого он обнаружил скорлупу ореха на кожаном ремешке, и не успел Сабан его остановить, как он вытащил её из-под рубахи.
— Каталло кладёт свои заговоры внутрь скорлупы ореха, — произнёс он опасно вкрадчивым голосом. Он поднял взгляд, посмотрев прямо в глаза Сабану. — Что это за амулет?
— Жизнь.
— Чья?
— Это кость от чьей-то кости, — сказал Сабан, — и плоть от чьей-то плоти.
Ленгар помолчал, обдумывая этот ответ, затем резко дёрнул кожаный ремешок, потянув Сабана вперёд, сорвав орех.
— Я спрашиваю, чья это жизнь?
— Твоя, брат, — сказал Сабан.
Ленгар улыбнулся.
— Ты думаешь, маленький братец, что эта скорлупа ореха убережёт твою женщину?
— Орэнну убережёт Слаол.
— Но этот амулет, маленький братец, — сказал Ленгар, держа скорлупу перед глазами Сабана, — не от Слаола. Это от Лаханны. Ты ползал к Дирэввин?