Стоящие свыше. Часть II. Усомнившиеся в абсолюте
Шрифт:
– А я верю. Важан будет лгать. И по тому, как он будет это делать, можно многое понять. Единственное, мне бы не хотелось предупреждать его заранее. Он, как правило, неприлично поздно встает. Предлагаю явиться часикам к десяти утра и застать его тепленьким. Придется немного подождать у ворот, но зато у него не будет времени подготовиться.
9 января 78 года до н.э.с. Исподний мир
На
– Борча? – несмотря ни на что, Зимич обрадовался встрече. Может, потому что был пьян, а может, просто хотел встретить хоть кого-нибудь из старых знакомых.
– Я очень рад тебя видеть, Зимич. – Однокашник улыбнулся. Панибратское обращение по отчеству из его серьезных уст выглядело смешно. Шутить Борча не умел. – Я надеюсь, твои дела идут хорошо?
– Дела идут. А ты как живешь? Наверное, уже магистр?
– Я живу не очень хорошо, конечно. Но да, конечно, уже магистр. Я, наверное, тебя задерживаю?
– Вовсе нет. Я собирался поглядеть, как Надзирающие станут оживлять покойника, но это подождет.
– Оживлять покойника? – Борча выкатил глаза. – Но ты же понимаешь, что этого не может сделать ни один человек, даже Надзирающий? Если хочешь, я объясню тебе, почему это так, но мне казалось, ты и сам должен понимать…
– Борча, не будь занудой, а? Я отлично понимаю, что это невозможно. Мне хотелось посмотреть на то, как Надзирающие обманывают народ. Ну и поглумиться над ними, если получится…
– Поглумиться? – Однокашник задумался. – Я думаю, этого делать не стоит.
– Почему? Тебе нравятся Надзирающие?
– Ни в коем случае. Надзирающие – шарлатаны, обманщики. Их рассказы о конце света не могут соответствовать действительности. Но их охраняет Консистория и гвардия Храма, на их стороне закон, и шутить над собой они не позволят. По существующему ныне предписанию Консистории за оскорбление Надзирающего тебя могут подвергнуть публичному бичеванию, а если ты под пыткой признаешься в чем-нибудь еще, то и смертной казни. Я думаю, тебе не нужно глумиться над Надзирающими. И хотя я помню тебя как человека отважного и благородного, я все равно буду настаивать на своей точке зрения.
– Уф, Борча… Как длинно. Ты мог бы стать хорошим профессором – на твои лекции студенты приходили бы спать. Пойдем, я угощу тебя пивом. Если ты не торопишься, конечно. Я приехал еще вчера, а до сих пор толком не понимаю, что тут происходит.
Как ни странно, Борча очень хорошо разобрался в сложившейся ситуации, чего Зимич никак от него не ожидал. За многословием и непониманием очевидного все же имелся незаурядный ум, даже излишне незаурядный.
– В общем-то, их планы должны быть понятны даже ребенку. – Борча разгуливал по махонькой комнатке Зимича, словно на лекции перед кафедрой. – Но почему-то никто не желает в это вникать.
От пива он отказался, да и Зимичу следовало немного протрезветь.
– И какие у них планы, по-твоему?
– Конечно, власть.
– Но кто дал им право писать законы, судить, создавать Гвардию? Что, во дворце никто не видит в них угрозы?
Борча остановился и поднял глаза к потолку.
– А ведь и правда… Пожалуй, я тоже попал в плен некоторых расхожих заблуждений… Но если Государь им не мешает, это значит… это значит – он им помогает. Зачем?
– Потому что их цель – не власть, Борча.
Зимич, сидевший на кровати, привалился спиной к стене и закинул руки за голову.
– Но что же тогда? Деньги? Храм и так довольно богат.
– Денег не бывает много. Однако, я думаю, им нужны не деньги. Я не знаю, что им нужно, и поэтому… Если бы я знал, все было бы проще. Послушай меня, только спокойно. Я видел чудотвора. Даже двух. Наверное.
Борча, в отличие от давешних профессоров, не смотрел на него с жалостью. Наоборот, принял слова Зимича за чистую монету: видно, не мог и предположить, что человек способен что-то выдумать, а не передать другому набор предпосылок для последующих выводов.
– Тогда попробуем от целей Надзирающих перейти к целям чудотворов. Предположим, они на самом деле злые духи того мира, в котором бывают колдуны.
– Погоди. Это лишь мое предположение. Я этого не утверждаю.
– Значит, построим наше рассуждение на предположении, – пожал плечами Борча.
Они проговорили до темноты, но ни к чему определенному так и не пришли. Зато условились встретиться на следующее утро в университетской библиотеке.
Зимич доедал ужин (на этот раз кулебяку с рыбой), когда услышал шум в пивной – топот сапог, голоса и крики хозяйки:
– А я говорю, у меня в пивной никаких преступников быть не может! У меня тут студенты! Хулиганы – да, но не преступники! Не враги и не заблужденцы! Идите лучше подобру-поздорову. И вина у меня нет, только пиво. Вино я для себя держу. Не трактир и не кабак – у меня пивная здесь!
Зимич вышел из комнаты и заглянул с лестницы вниз: он нисколько не сомневался, что в пивную заявилась гвардия Храма.
– С дороги, старая дура, – гвардеец в шапке с белой кокардой оттолкнул хозяйку от двери на лестницу. – Возиться неохота, а то б давно забрали как заблужденку.
Зимич не видел его лица, но силуэт показался знакомым. Когда же гвардеец отобрал у хозяйки лампу, которую та держала в руках, и лицо его осветилось, сомнений не осталось: за ним явилась та бригада, с которой он утром сцепился в кабаке. А по лестнице вверх поднимался Светай – намного трезвей, чем утром. Наверное, его мучило похмелье, потому что лицо у него было злое, отечное и красное, а рука с лампой тряслась.
Зимич пока оставался единственным постояльцем на пять гостевых комнат, поэтому хозяйка так не хотела его потерять.