Стоящий в тени Бога
Шрифт:
В Риме, как убедился Иуда за время своего не очень долгого пребывания, дамы из мира искусства были почти исключительно проститутками. «Всякая танцовщица продажна». Эта пословица италиков ни разу не была опровергнута действительностью.
Пляски вместе с пением превращались в могущественные средства полового возбуждения. Танцовщицы сбивались в группы под управлением сводников с одной целью – получать большое вознаграждение за мастерство своих ног, а еще большее – за сладость своих вульв.
Почти все они приезжали с Востока – из Греции, Египта или Азии – и очень скоро приобретали
Иудея поразило, что римские эдилы, строго следившие за нравственностью простонародья, спокойно разрешали «дамам искусства» совмещать сразу все свои ремесла. Секрет их неприкасаемости оказался очень прост: искусницы-самопродажницы появлялись только в жилищах знати или просто у богатых людей к концу пиров, в разгар оргий. Туда блюстители нравов не смели соваться.
Среди «дам искусства» различались салтарисы, фидицины, тубицины, то есть танцовщицы, флейтистки, а также театральные актрисы. Иудей доселе не представлял себе, до какой степени бесстыдными могут быть телодвижения, к которым они прибегали, изображая мимикой, под звуки инструментов, различные фазы любви.
На долю некоторых проституированных артисток, как и тысячелетия спустя, выпала особая честь. Их любили знаменитые воины, поэты и общественные деятели. Их ложа разделяли Овидий, Катулл, Проперций, Тибулл, Цицерон и сотни других выдающихся граждан Рима. Но вообще куртизанки и «дамы искусства» никогда не играли в Вечном городе видной роли в общественных делах, как в античной Элладе, в средневековой и современной Европе.
Сразу с форума Гай повлек своих спутников на выступление прославленных иберийских танцовщиц из испанского города Гадес Евреи знали толк в плясках, и Иуда не верил, что ему могут понравиться какие-то чужеземки. Но, глядя на девушек, он признал, что те пользуются заслуженной славой. Испанки невероятно соблазняли, приводя свои бедра в сладострастное дрожательное движение. Даже врага женщин, Ипполита, они могли бы довести до высшей степени возбуждения, выразился о танцовщицах Гай.
Гавлонит особенно поразился тому, что их одежды, полускрывающие гибкие тела, делали артисток куда более желанными для мужчин, чем если бы они были совершенно нагими, как посетительницы римских терм, о которых Иуда не мог вспомнить без содрогания.
Труппа из Гадеса покинула сцену, и тут же началось представление, изображавшее похищение сабинянок. Ишкариот ожидал, что сцены этого массового изнасилования – одного из самых любимых квиритами эпизодов своей истории – будут показаны с натуралистическими подробностями: настоящими убийствами и совокуплениями. На самом деле дальше боев тупыми мечами, обнажения интимных частей тела и парада на сцене голых блудниц дело не пошло. Зато специальный глашатай по ходу пьесы вслух подробно описывал прелести актрис, указывал их местожительство и цены, которыми оплачивались ласки красавиц.
Сравнительная невинность спектакля была компенсирована в глазах Гая последовавшим сразу за финалом богоугодным действом. Актрисы, мимистки, танцовщицы, флейтистки, певицы разобрали всех мало-мальски богатых клиентов и приступили к своему второму, единому для всех ремеслу. Шлюх было так много, что, не помещаясь во внутренних комнатах театра, они заняли места на сцене и авансцене, чтобы быть больше на виду у зрителей, даже не собирающихся уйти из храма искусства после окончания спектакля. Гай, оголившись, с удовольствием принял участие в новой постановке, не стесняясь публики. Оставшийся рядом с иудеем эфиоп прокомментировал это зрелище на удивление немногословно:
– Великий Помпеи после открытия построенного им театра увидел, что тот стал приютом для обычного коммерческого разврата, и обратил его в храм, посвященный Венере, надеясь этим религиозным актом отклонить от себя упреки цензоров. После того как главному сопернику Юлия Цезаря отрубили голову, никто так больше не поступал. Отныне храмы муз служат святилищами Анадиомены и логовом «луп»!
Капищам языческой богини любви во втором Вавилоне, казалось, нет числа. Гавлонит успел узнать лишь о самых известных храмах: Венус-викрикс, Венус-генитрикс, Венус-ерицина, Венус-волупиа, Венус-салация, Венус-миртеа, Венус-лубенция. Он ожидал встретить там проклятые древними пророками земли обетованной обряды поклонения Милитте, Астарте и прочие мерзости – и был приятно разочарован: ни в одном из них не культивировалась священная проституция.
Куртизанки не продавали себя в храмах в интересах богини и жрецов, хотя иногда и отдавались последним, чтобы получить покровительство Венеры в любовных предприятиях. Но дальше этого дело не шло. Святилища Анадиомены служили главным образом местами свиданий для любовников и биржей коммерческих сексуальных сделок. Они были переполнены всякого рода приношениями, зеркалами и другими туалетными принадлежностями, лампами и особенно приапами, подаренными по обету.
На алтарях, совсем как в Иерусалимском храме, приносились в жертву голуби, козы и козлы.
Все главнейшие празднества в честь богини любви происходили весной и состояли из танцев, пиров и оргий. Проводились они только ночью, вне пределов храмов, а потому гульбища носили общее название «бдений Венеры». По словам Квинтилия, целые месяцы (например, весь апрель) посвящались Афродите, которую чествовали юноши и «лупы», вносившие в празднества элемент большей или меньшей разнузданности и непристойности, исходя из воспитания и привычек участников этих весенних развлечений.
Иуда, невольный член веселой компании гуляк во главе с легатом, почтил своим присутствием многие развратные капища, познакомился с десятками блудниц, испытывая чувство, будто одно за другим трогает пальцами сотни пятен на теле прокаженного.
В ушах его звенели предостережения Соломона бен Давида:
«Вот однажды смотрел я в окно дома моего, сквозь решетку мою,
И увидел среди неопытных, заметил между молодыми людьми неразумного юношу...
И вот – навстречу к нему женщина, в наряде блудницы, с коварным сердцем,
Шумливая и необузданная; ноги ее не живут в доме ее;
То на улице, то на площадях, и у каждого угла строит она ковы.
Она схватила его, целовала его, и с бесстыдным лицом говорила ему:
«...Коврами я убрала постель мою, разноцветными тканями Египетскими;