Стоящий в тени Бога
Шрифт:
Жрицы любви, обслуживающие плебс, имели общее название «луп», но подразделялись на множество категорий, различия между которыми были способны постичь только истинные знатоки: путы, аликарии, касориты, капы, диаболы, форарии, блитиды, ноктувигилы, проседы, перигрины, квадратангии, ваги, скроты, скраптии.
Насколько понял Гавлонит, «луп» титуловали в зависимости от «места работы», от того, трудились ли они в поте лица (и прочих частей тела) в булочных, кабачках, на публичных площадях, перекрестках, кладбищах или в окрестных лесах. Далее, среди них различались более или менее молодые италийки и чужеземки, ожидавшие
Свои названия имели обитательницы разных учреждений: «волчицы» зарегистрированные жили в лупанариях, свободные блудницы – в гостиницах, винных лавках, булочных или у цирюльников. В домах свиданий устраивали свои любовные встречи замужние женщины и молодые девушки.
И все проститутки звались по-разному, хотя суть их была одна.
Число официальных и неофициальных лупанариев было столь значительным, что еврей поначалу недоумевал: почему тысячи обитательниц Вечного города занимаются еще и тайной проституцией?
Этот вид торговли «нежным мясом» развился первоначально в военных лагерях, невзирая на строгость армейской дисциплины у квиритов, которая не позволяла женщинам следовать за легионами.
«Тайные» шлюхи отличались от обычных тем, что не были занесены в списки эдилов, и при поимке «на рабочем месте» их присуждали к денежной пене. Застигнутые вторично изгонялись из города. Правда, блудниц избавляли от наказания, если находился поручитель в лице «лено», который узаконивал их положение.
Тем не менее в Риме насчитывалось очень много бродячих блудниц – «эрратика скрота», для которых «мастерской» становились улицы, общественные дороги, ступени памятников, скамьи в рынках, своды водопроводов, подножия статуй Венеры или Приапа, и – о ужас! – даже склепы!
Усердные, а подчас и материально заинтересованные эдилы не могли успешно бороться с тайной проституцией. Скандальные сцены, крупные и мелкие преступления происходили здесь постоянно. Впрочем, все они сказывались только на фискальных интересах государства, но отнюдь не считались посягательствами на общественную нравственность.
Лицензированным проституткам полагалось носить короткую пеструю тунику с разрезом спереди и сандалии, тогда как матроны обувались в полусапожки. Блудницам запрещалось обвивать головы белыми лентами, которыми поддерживали прическу добропорядочные женщины.
Впрочем, грань, отделяющая профессионалок от любительниц, как понял Иуда, оказывалась подчас весьма условной. Состав «луп» постоянно обновлялся и увеличивался за счет соблазнившихся выгодой свободных гражданок. Среди них было немало замужних женщин, которые прибегали в этих случаях к уловкам профессионалок: надевали белокурый парик, яркие одежды, вызывающе раскрашивали лицо. Так замужние шлюхи избавляли своих любовников от ответственности перед законом за прелюбодеяние.
Во время блужданий по мегаполису Гая с компанией Квинтилий придерживался тактики, которую можно было бы образно описать фразой: «с вами, но не вместе». Такое поведение было вызвано мужеложскими пристрастиями эфиопа. Иуда с брезгливым любопытством наблюдал за тем, как ученый муж ищет себе партнеров для удовлетворения своей противоестественной страсти.
Римляне не обращали на содомита никакого внимания. Гай, который для разнообразия тоже иногда потчевал себя мальчиками, стоявшими перед борделями наряду с женщинами-блудницами, специально, чтобы позлить Иуду, описывал прелести любви к кинедам особо яркими красками и возвышенными словами. Педерастические дома терпимости он называл «убежищами красоты», их посетителей – «жрецами», гонорар за самопродаж-ничество – «данью подданных». Под предлогом того, что врач-де должен определять, не больны ли блудники, легат заставлял Гавлонита смотреть, как он без стеснения ощупывает своих будущих партнеров по содомии.
Серторий и Лонгин стеснялись своего безразличия к такой любви, что было необычным для квиритов.
– Может, я болен? – пожаловался как-то центурион своему приемному сыну. – Еще в юности родители подарили мне красивого мальчишку, дабы я мог удовлетворять естественные плотские желания. Попробовал – ничего особенного! Женщины мне куда больше нравятся. И Лонгин такой же! Только ты, Иуда, об этом никому не говори, а то над нами смеяться будут!
Квинтилий напоказ своих действий не выставлял, однако блудил не меньше Гая, иногда платя из своего кошеля, но чаще пользуясь щедростью патриция.
«Отлеты» гомосексуалистов были в Риме те же, что и у обычных шлюх, за одним серьезным исключением. Имелись в мегаполисе особые «мужские точки», куда особ противоположного пола допускали редко: разнообразные лавочки – аптекарские, по продаже мазей, для игры в кости, меняльные; парикмахерские (у дам имелись свои), мастерские, школы, гимнасии и палестры (женщины в них не учились и не тренировались), мужские театры и храмы богов, имевших отношение к войне, – Марса, Геркулеса.
Хотя педерастия отнюдь не запрещалась и мест для сношений содомитов в Вечном городе было не счесть, «патики» и их клиенты охотно пользовались расположенными за чертой Рима дорожными перекрестками.
Помимо всего прочего, имелись в Риме и специальные бордели для мужеложцев, да и в обычных лупанариях Иуда не раз видел на отдельных кельях дощечки с мужскими именами. И чисто женские дома терпимости были доступны для самопродажников и их клиентов как места для свиданий; порой «лупы» отдавали Мнемону внаем свои коморки за стандартную плату один ас в час.
Зная все это, Ишкариот был несказанно удивлен тем, что, оказывается, существуют еще и тайные собрания содомитов, куда допускаются только мужчины. Раз в неделю Гай и Квинтилий одевались в женские наряды, применяли на себе изыски парфюмерного искусства, натягивали белокурые парики и отправлялись на «балы» в свои секретные клубы. Лонгин и Серторий понимающе переглядывались, Гавлонит плевался.
...Когда из Неаполя вернулся небольшой караван, кладовки строения набились съестными припасами, а кожаный мешочек на поясе у Кошелька вновь обрел утраченные золотые и серебряные внутренности, Иуда с облегчением подумал, что походы по лупанариям закончились. Он ожидал второго нашествия матрон и куртизанок, которые прилетят на запах денег, как стервятники на вонь гниющей туши.
Его предположения не оправдались.
– Маловато ты привез, – покачал головой Гай.
– Я намного беднее тебя, патриций, – не смутился центурион. – И мне надо кормить семью. Я вношу в общий котел доход моего имения за два месяца!