Страх высоты. Через лабиринт. Три дня в Дагезане. Остановка
Шрифт:
— Ну будет об этом, — подняла она опустившуюся было голову.
Я посмотрел на нее внимательно и заметил, как за пару дней сдала Полина Антоновна. Глаза потухли.
— Будет. Как Наташа? Давно я ее видела, не помню когда.
Это был не нарочитый повтор. Похоже, она уже забыла недавно произнесенную фразу.
— У Наташи все в порядке, по–моему, кроме зятя.
— А к новости как она отнеслась?
— С волнением. Они ведь скрывали от Лены.
— Вот как?..
Мне показалось, что она усмехнулась, а может быть, просто губы дрогнули.
—
— Но она… не отказывалась?
— Нет. Зачем? И как можно? Лена все документально восстановила.
— По документам? Какие же у нее документы?
Вот и подошел я с ее помощью к сути дела. Сказал про дату рождения, про фотографию, что Полина Антоновна сама отдала, и про другое фото, без нажима, но подробно описав, что на снимке было и кто.
Полина Антоновна слушала очень внимательно, даже оживившись, я бы сказал.
— Этот снимок, кстати, Лена тоже у вас взяла? — рискнул я "пойти на прием".
— Про такой первый раз слышу.
Обмануть она не могла.
— Где же она его достала?..
Ответ был резонным:
— Спроси у нее.
Но Мазин почему-то избрал другой путь, я доверял ему.
— А Сергей? Он не мог дать?
— У Сергея я никогда такого фото не видела.
— Странно.
— Да какая разница… Снимок-то есть. И подтверждает.
— Конечно. Вам, я понимаю, это не особенно интересно.
Слукавил я, она говорила заинтересованно.
— Почему? Мне очень все это любопытно.
И тут я решился на ход конем, от которого ожидал результата в любом случае.
— Полина Антоновна! Не могли же вы не знать о Лене!
Опять она поколебалась, прежде чем ответить.
— Значит, если скажу, что не знала, не поверишь?
— Вам я верил всегда. С тех пор, как мальчишкой в этом доме появился.
— И правильно делал.
— А сейчас?
— И сейчас поверь. Не ждала я того, что Вадим мне сказал.
Вот таким оказался ответный ход. Вроде бы в мою пользу, но… Не к таким ответам и суждениям Полины Антоновны я привык. Всегда она всякой уклончивости избегала, а здесь я не мог не чувствовать, что не договорено в ответе нечто. Но что? Оставалось новые вопросы задавать, а мне почти стыдно уже стало, видел, что расстраиваю я старую женщину, которая и так измоталась.
— Вы ее признать не хотите?
— Лену?
— Ну да.
— Разве она государство иностранное, которое признают или не признают. Она или дочка, или…
Полина Антоновна не закончила.
— Вы сомневаетесь?
— Да не дают мне усомниться! Вот в чем беда. Все с доказательствами. И ты тоже.
— А Сергею вы не верите?
— Сергей мне ничего не говорил.
— Но есть дневник.
— Читала я и дневник.
— Там же ясно сказано, что он любил Наташу.
— И так же ясно, что она его не любила.
Я заставил себя улыбнуться.
— А характер ваш, тетя Поля, с годами не меняется.
— Не нравится? Упряма? — спросила она, но не с вызовом, а скорее устало.
Я поднялся, прошелся по комнате, посмотрел из окна во двор, вспомнил, как спешил когда-то, перебегая пространство от подворотни до подъезда с книжками, засунутыми под ремень. Той же тропкой, вытоптанной в асфальте, ходили Михаил, Сергей, Наташа. Наверно, еще многие и после нас ходить будут, дом-то на века заложен. Свои проблемы возникнут, отношения. А пока еще наши живы, но пора им итог подводить.
— О таких вещах не всегда прямо пишут, черным по белому, даже для себя, — сказал я, возвращаясь к дневнику, и для пущей убедительности добавил: — Тем более что там страницы вырваны.
Сказал, не убежденный в прочности аргумента, и сомнение это заставило меня вернуться мысленно к общей тетрадке, которую листал дважды. Первый раз, разбирая бумаги, случайно наткнувшись на дневник, и вторично специально просматривая его, чтобы узнать о неожиданной для меня любви Сергея. Именно во второй раз обратил я внимание на вырванные страницы. Воспринял как данное и не задумался особенно. А вот теперь вдруг вошло в голову раздражающее сомнение: ведь при первом чтении страницы, кажется, были.
— Что ж, если и вырваны?
"Когда вырваны? Если мне не мерещится, и страницы в тот первый вечер были, значит, их вырвали в течение следующего дня, не позже. Дневник целый день находился в комнате Полины Антоновны. Она?.. Чушь! А больше некому. Или…"
— Полина Антоновна! Вы помните, когда к вам Вадим приходил в первый раз о квартире говорить?
— Ты вышел, а он и пришел.
"Точно, я увидел его в скверике. Он дожидался, пока я уйду, проверял по телефону, кто дома… Точно".
— Вы здесь с ним разговаривали? У себя?
— А где ж еще? Здесь.
"Ерунда. Занесло меня. При ней он не мог взять дневник, читать его, а тем более вырвать страницы. Ерунда".
— Зачем тебе это?
— Так, сам не знаю.
Она не поверила мне.
— У меня ничего не пропало. Что у меня брать?
Если человека заносит, то остановиться трудно.
— А у него была такая возможность?
Я делал неловкие усилия придать своим словам оттенок шутки, а она смотрела серьезно, и глаза ее в этот момент не выглядели потухшими.
— Соседка наша болеет, я к ней выходила.
— А он один оставался? Надолго?
— Задержалась я. Минут на сорок.
Сказано было определенно, будто и время засекалось.
"Сорок минут вполне достаточно. Но зачем?"
— А когда вы дневник смотрели? После его ухода?
— После.
Вопросы мои были настолько прямолинейны, что догадаться об их сути труда не составляло, и я ждал встречных вопросов. Но ничего такого не последовало. Полина Антоновна не проявила никакого интереса к моей версии исчезновения нескольких страниц из дневника Сергея. Можно даже сказать, пропустила мимо ушей. А между тем она всегда относилась к Вадиму отрицательно, больше того, не приняла прямых доказательств Сергеева отцовства, в квартиру пустить согласилась, а жить с внучкой не хочет…