Страх высоты. Через лабиринт. Три дня в Дагезане. Остановка
Шрифт:
— Я сказал правильно. Никакой посуды со следами выпивки на даче тоже не было.
— Это показания хозяина?
— Ему приходится верить. Дело в том, что приехал он не один, а с некой дамочкой, с которой познакомился всего два дня назад. Вряд ли она могла оказаться сообщницей, даже если бы он убил Перепахина. А убивать ему и вовсе никакого резона не было. Да и не тот это человек. Короче, оба показали, что ни бутылки, ни стакана ни возле Перепахина, ни в другом месте, на кухне, например, они не видели.
— А если спрятали?
— Зачем? — усмехнулся
— Это еще что?
— Это то, что прежде всего и спасло Перепахина. Его вырвало, ну а остальное из него медики вымыли. Как видишь, что за смысл травить человека и, не дождавшись его смерти, вызывать врачей, да еще и следы отравы на полу оставлять!
— Это все логично, — согласился я.
— Только ответов на вопросы не дает. А вопросов масса. Вот еще одно обстоятельство: таблетки были предварительно измельчены.
— Зачем?
— Наверно, чтобы скорее подействовали, по мысли преступника. Измельчены не вручную, а скорее всего в кофемолке. Где мог это сделать Перепахин? На даче никаких признаков.
— Заранее? Дома?
— И возил с собой? Должны были остаться следы. В кармане, на пальцах, если высыпал в стакан или в бутылку. Нигде ничего.
— Так что ж это все значит?
— Для меня пока одно — это не самоубийство.
— А дальше?
— Дальше ты сходишь к тете Поле и спросишь о фотографии. Или я тебя не убедил?
— Что ты! Предлагаю закодировать операцию. "Бузина". Подходит?
— Лучше "Чертополох".
— Почему?
— Такое колючее растение. Сорняк в основном. Он мне некоторых нынешних преступников напоминает.
— Именно нынешних?
— Ну, на сравнении не настаиваю и статистикой подкреплять не буду. Только так скажу. Когда-то преступники были в основном кастой, этакими узкоспециализированными отщепенцами с высокоразвитым чувством профессионального бахвальства. Забирать какого-нибудь медвежатника приезжали на извозчике, и он отправлялся в участок, поправив платочек в кармане модного пиджачка. Он никогда не лазил по карманам, упаси бог пролить ему кровь. Этих узких специалистов мы ликвидировали и вполне законно гордились. Думали, выберем последних могикан и можно будет расслабиться. Но жизнь оказалась сложнее. Сейчас мы говорим о безмотивных… Это такой термин научный. А на практике сплошь и рядом обыкновенный подонок. И мотивы вполне определенные, корыстные и примитивные. К сожалению, не всегда такого заметишь вовремя. Сегодня он еще милый мальчик, а завтра… Завтра сидит у меня в кабинете. И не сам пришел. И не на извозчике за ним заезжали, и не отправится он с тобой, печально разведя руками. Его схватить за руку нужно. Схватить, хоть чертополох сорняк и колючий.
— Ты о конкретном человеке?
— Преступник всегда лицо конкретное. И о нем многое знать нужно. Так что не иронизируй. К розыску я тебя, понятно, не привлекаю, а вот получить кое–какую информацию хотел бы. Короче, опора на общественность. Ну, как?
Конечно, мне хотелось спросить, неужели он подозревает Вадима и какая связь существует между сургучом, башмаками и капустой, но я не спросил больше ничего. Понял, что он и так сказал все, что мог и хотел.
— Еще? — спросил Игорь, бросив взгляд на мою опустевшую чашку.
— Нет. Пора спать.
— Правильно. Перед ответственным заданием следует хорошо выспаться.
Он шутил и в то же время не шутил. Ему тоже хотелось спать, потому что за день он устал не меньше моего.
Появлением своим Полину Антоновну я удивил, и удивил изрядно.
— Откуда ты, голубчик? Что стряслось?
— Все в порядке, Полина Антоновна, — ответил я, несколько идеализируя истину.
— Неужели с поездами такая свистопляска?
— Нет, просто встретился со старым приятелем, он меня задержал.
Это тоже была полуправда, а правды так или иначе коснуться было необходимо. Хотя о Перепахине мы с Игорем решили пока умолчать.
— А у меня что забыл? — спросила она с присущей прямотой.
— Верно. Забыл.
Мы прошли через прихожую, и я не заметил в квартире признаков появления новых жильцов.
— Вы одна?
— Как видишь.
— А квартиранты?
— Пока не приходили.
— Решение свое не изменили?
— Пущу, как сказала.
— А вы?
Губы у нее сжались.
— Уйду.
— Есть ли необходимость, Полина Антоновна?
— Садись, Коля, — предложила она вместо ответа.
В который раз я оказывался в неудобном положении, но стерпеть было необходимо. Ведь дела серьезно оборачивались.
— Ну, рассказывай, почему не уехал.
— Я, Полина Антоновна, к Наташе ездил.
— К Наташе?
Она только переспросила, не высказывая удивления.
— Да. Она вам кланялась.
— Спасибо. Давно я ее не видела, не помню когда.
И не спросила ничего, зачем я ездил, почему. Приходилось продолжать самому.
— В поезде случайно оказался вместе с Леной.
— Вот как? Потому она и не приходила, значит.
— Нет, она вернулась сразу.
— Но у меня не была.
— Полина Антоновна! Вы человек пожилой, да и я немолодой уже. Скажу вам напрямую. Произошел у нас с Леной разговор, из которого я все понял. А вы знали или нет?
— Что, Коля? — спросила она как-то скучно.
— Вы знали, что Лена дочь Сергея?
Я поставил вопрос со всей возможной прямотой. Только так можно было всерьез разговаривать с Полиной Антоновной.
Она водила пальцами по какой-то невидимой складке на платье.
— Да, Вадим сказал.
— А сами вы… до Вадима?
— Да ведь о таких вещах молчать принято, Коля.
Я не понял, кто же молчал, Сергей или она сама.
— Но он сказал и этим повлиял на вас?
Полина Антоновна помедлила, а потом сказала коротко:
— Повлиял.
До сих пор мне трудно было представить, что на нее могут влиять. Да и слово "влиять" в данном случае звучало почти условно. Мазин говорил "капитуляция".