Страх. Сборник
Шрифт:
– Научишься. Твое дело искоренять врагов, проводить линию партии и точно выполнять указания.
Берия немедленно посадил к новому министру двух советчиков: братьев Кобуловых, Богдана и Маяка.
Началась чистка органов.
МОСКВА. ИЮЛЬ 1952 ГОДА
Он приказал шоферу остановиться на шоссе. Раньше, несколько лет назад, он приезжал на дачу в Раздоры, шел по дорожке в густых зарослях орешника к дому.
Теперь дача у них была на берегу реки, над самым откосом. Она нынче полагалась его тестю по рангу. Фролов стал генерал-полковником и зампредом Совета министров, курирующим оборонку.
Квартира у них тоже была новая. В пятом Доме Советов, как когда-то называли правительственное обиталище на улице Грановского, Игорь с Инной и дочкой жили вместе с тестем и тещей в огромной десятикомнатной квартире. Она была настолько большой, что встретиться в ней можно только по предварительному сговору.
Вообще, жизнь Муравьева складывалась как надо. В далеком сорок пятом он получил сразу две должности: сначала замначальника, а затем начальника ОББ и досрочно звание подполковника.
А в сорок шестом, когда Абакумов забрал милицию в систему МГБ, он перешел на работу в грозное министерство и получил полковничьи погоны.
Он попал в оперативное управление, обеспечивающее работу Особой следственной части.
Что и говорить, плохая это была служба. Поганая. Но тесть опять помог, и его отправили советником службы безопасности сначала ГДР, а потом Польши.
В пятьдесят первом он вернулся на генеральскую должность в идеологическую службу МГБ. То есть в подразделение, ведущее оперативную работу среди интеллигенции.
Так Игорь получил генеральские погоны и достаточно непыльную и комфортную службу. С писателями, актерами, учеными, священнослужителями проводить опермероприятия и разработки было несложно и даже приятно.
Если в особой следчасти ему самому приходилось ездить на обыски и задержания, то теперь он разрабатывал ювелирные комбинации, встречался с агентурой, чьи фамилии знала не только вся страна, но и Европа.
Но после ареста Абакумова в министерстве постоянно происходили пугающие перемены. До их службы пока карающая рука Сталина не дотянулась, тем более что «план» по раскрытию заговоров идеологических диверсантов выполнялся и перевыполнялся.
Но не чувствовал Игорь себя спокойно, совсем не чувствовал.
Об этом с ним сегодня и начал разговор тесть.
Они сидели на террасе, повисшей над обрывом у реки, и пили чай.
– У вас положение в конторе пока неустойчивое, – сказал Фролов. – Я сегодня на заседании Совмина с Семеном Даниловичем пошептался…
– С Игнатьевым? – спросил Игорь.
– А у вас в конторе еще один Семен Данилович есть? – засмеялся тесть.
– Если покопаться, то найти можно.
– Найти все можно, главное, чтобы вопросы решал. – Фролов закурил.
– Ну и что? – Игорь тоже полез за папиросами.
– А вот что. Ситуация в министерстве сложная, генерала ты получил, Европу поглядел, пойдешь обратно в милицию.
– Как так?
– А очень просто. Должность замначальника московской милиции освободилась. Место генеральское, пересидишь пару лет, все успокоится, и уйдешь обратно, но на хорошую должность.
– Неужели так плохо у нас? – Игорь внимательно посмотрел на тестя.
– А ты сам не видишь, что в МГБ творится?
Игорь видел и знал много такого, чего не видел его сановный тесть. Но уж больно не хотелось возвращаться в милицию, хотя должность была высокой и значительной.
В МГБ он один из многих генералов, а в управлении – хозяин.
Последнее время он начал получать удовольствие от возможности распоряжаться чужими судьбами. Должность замначальника столичной милиции открывала для этого большие возможности. Одно только неприятно, что придется сталкиваться с бывшими товарищами по работе. Особенно с Даниловым, с которым еще в сорок пятом у него произошел серьезный конфликт.
Когда вся Москва с ужасом говорила о банде «Черная кошка», Муравьев вышел на ее организаторов.
8 декабря 1945 года в доме номер 8 по Пушкинской улице при попытке совершить квартирную кражу ребята Муравьева задержали Попова, Шнейдермана и Иванова, а потом установили, что «банда» эта состояла из учеников ремесленного училища № 4.
Они кровью подписали текст клятвы и даже татуировку на руке сделали в виде кошки.
Но вся Москва передавала изустные истории о налетах этой «страшной банды», многие уголовники пользовались ее атрибутикой для устрашения. Партийные власти требовали обезвредить опасную бандгруппу. И тогда Муравьев написал справку по делу, пристегнув к пацанам несколько кровавых налетчиков, и через голову руководства МУРа отослал ее в горком партии. Вот после этого они и схлестнулись с Даниловым. Иван потребовал снять Муравьева с должности. Но кишка у него оказалась слишком тонкой. Игорь ушел в МГБ.
Второй раз они схлестнулись в Польше, куда Данилов приехал помогать Варшавскому уголовному розыску. Но теперь у Муравьева было больше прав. Он просто порекомендовал послу отправить Данилова в Москву. К рекомендациям МГБ прислушивались свято. И Данилов уехал из Варшавы. Правда, его наградили и провожали с почетом, но ни нового звания, ни более высокой должности он не получил.
Что ж, Иван Александрович, посмотрим, как теперь вы попрыгаете.
Папочку с разработкой на Данилова положили ему на стол в восемнадцать часов.
Свиридов прочитал три подшитые в дело бумажки и крепко задумался. С одной стороны, ничего особенного здесь не было. Ну подумаешь, пришел к нему домой отпущенный из лагеря на поселение бывший коллега по работе, бывший подполковник Муштаков.
Находиться в Москве он имел право сутки, которые и использовал.
Из лагеря Муштаков был освобожден по окончании пятилетнего срока, и место жительства ему определили сто первый километр.