СТРАХ
Шрифт:
— Думаю, что нет. — Она посмотрела на «Грозовой Перевал». — Это для нашего класса? Я думала, что мы не будем читать его еще неделю или две.
— Использую его в своем эссе, — объяснила Эмили. — Я взяла тему о мести и предательстве в семьях и о том, как они разрушают важнейшие основы семьи, уничтожая все вокруг. Я уже поговорила с миссис Васкес, и она сказала, что не против.
«Уверена, что она так и сделала» — Вэл отогнала эту мысль, ужаснувшись собственной стервозности.
— Звучит действительно… интересно. Не сомневаюсь, ты получишь
— Надеюсь, что так. Это будет нелегко, потому что мне не очень нравится эта пьеса. — Эмили нахмурилась, глядя на свой экземпляр «Тита Андроника». — О чем ты пишешь свой доклад, Вэл?
— Я не знаю. Пока как-то не думала об этом.
А потом она подпрыгнула, когда мисс Баннер, неуклонно подкрадывавшаяся к ним все это время, шикнула на них.
Вэл неохотно переключилась на учебник, жалея, что Эмили сказала, в чем заключается ее идея. Теперь Вэл могла думать только о мести — что, в свою очередь, заставило ее задуматься, не является ли внезапный интерес ее преследователя чем-то вроде мести. Но от кого? И за что? Или она слишком много анализировала?
Нет. Между ее собственной ситуацией и пьесой имелась какая-то связь. Она размышляла об этом на беговой дорожке, не обращая внимания на возбужденную болтовню Рейчел и Линдси о предстоящей поездке французского клуба в Париж. Тит Андроник хотел отомстить, как сказала Эмилия, но и кое-что еще. Миссис Васкес упоминала об этом на уроке, хотя, на самом деле, скорее в качестве незначительной детали.
— Ты сегодня такая тихая, — заметила Линдси. — Думаешь об определенном человеке?
— Не поощряй ее, — предупредила Рейчел.
— Я просто пытаюсь проявить интерес.
— Конечно, а под «попыткой проявить интерес» ты подразумеваешь «вынюхивание информации».
— Вэл, скажи ей, что я просто проявляю беспокойство, — запротестовала Линдси.
— Нет, скажи ей, что у нее уже нос вырос как у Пиннокио.
— Вэл, скажи ей…
— Я размышляю о своем докладе, — сообщила Вэл им обеим. — Именно об этом я и думаю.
Линдси и Рейчел обменялись взглядами.
— Все еще хочешь проявить интерес? — спросила Рейчел.
— Нет, пожалуй, обойдусь, — проговорила Линдси. — Я и так знаю о докладах больше, чем хотелось бы.
И они безмятежно вернулись к своему разговору, который заставил Вэл вспомнить тему лекции, которая вылетела у нее из головы.
Бессилье женщин.
Миссис Васкес сказала, что изнасилование и увечья Лавинии символизируют полное и абсолютное бессилие, поскольку Лавиния лишена возможности говорить за себя в самом пугающем буквальном смысле. Она перестала быть личностью и превратилась в объект. Безмолвный. Беспомощный.
В первый раз, когда они прочитали этот отрывок в классе, Вэл стало так тошно, что она попросилась в туалет. Однако вместо того, чтобы пойти туда, она стояла в проходе между своим классом и соседним, пытаясь прогнать из головы эти ужасные образы, пока ветер холодил пот на ее коже. Было бы лучше, если бы все
Вэл вспомнила об этом, когда открыла свой шкафчик и оттуда посыпался каскад лепестков розы, зловонный запах их сладости почти удушал своей мощью. Красные лепестки, присыпанные звездообразными соцветиями белого жасмина.
— О боже, — выдохнула она, в ужасе глядя на цветы. Её шкафчик ведь был запертым.
Она быстро схватила лепестки в горсть и выбросила их в мусорное ведро, заметив при этом, что они оставались свежими и даже не начали увядать. От этого наблюдения у нее по рукам побежали мурашки. Она уставилась в темноту, боясь, что увидит нечто, и еще больше боясь того, что не увидит.
И тут она услышала металлический звук, который заставил ее резко отпрянуть к своему шкафчику. Это был просто скрип дверных петель, когда дверь распахнулась чуть дальше от ее бешеных жестов. Но не это привлекло ее внимание. Ее взгляд оказался прикован к внутренней стороне двери — точнее, к тому, что там находилось.
В металле, вырезанное жестоким клинком и еще более жестокой рукой, было одно слово. Одно слово, и все же его скрытый смысл исчислялся тысячами.
МОЯ.
Дрожащей рукой она провела по букве «Я». Металлические края были рваными и рассекли ей палец, оставив капельку крови на букве. Боль разрушила заторможенность и сонливость, которые чувствовала Вэл, и внезапно она перестала чувствовать себя отстраненной от ситуации. Это не фантазия, это все реально — и это только что стало смертельным.
Вэл сжала пальцы в кулак, пряча кровь, и закричала так громко, как только могла:
— Тренер Фримен!
***
Тренер Фримен посочувствовала ей, но она мало что могла сделать. По понятным причинам в раздевалках не висели камеры наблюдения, хотя некоторые из них имелись на входе. Она использовала аптечку первой помощи для пореза на руке Вэл и предложила ей новый шкафчик и комбинацию, но в остальном Вэл оказалась в значительной степени сама по себе.
Что безусловно неприятно, но не неожиданно. Если он достаточно ловок, чтобы проникнуть в ее шкафчик, она не видела причин, почему бы ему не быть достаточно хитрым, чтобы избежать поимки.
Наблюдал ли он за ее реакцией? Смаковал ее? Ответ, похоже, был утвердительным, потому что, когда Вэл вернулась домой, измотанная и немного вспотевшая после прогулки от автобусной остановки, ее ждало еще одно сообщение.
«Это было не очень вежливо».
Письмо было отправлено всего несколько минут назад.
«Что именно?» — Она печатала, понимая, как это глупо, но ничего не могла с собой поделать.
«Так бездушно распорядиться моим подарком».
«Подарок? Это нельзя назвать подарком. Это был вандализм».