СТРАХ
Шрифт:
Он определенно не вел себя виновато. Он вообще не выдавал никаких эмоций. Даже различные слухи, предметом которых он был, казалось, не волновали его. Вэл никогда прежде не встречала человека, который был бы так отстранен от мыслей и поступков других людей. Способен ли кто-то вроде него вообще выглядеть виноватым или чувствовать вину?
(Он пугает людей).
Несмотря на ее заявления об обратном, Вэл очень сильно зависела от мнения других, и, несмотря на всю вежливость и обаяние Гэвина, вокруг него собралось что-то темное, как будто он был эпицентром
Он пугал ее, и все же она не могла оставаться в стороне.
— Возле дерева? — Его голос прорезал ее мысли, как горячий нож масло.
— Хм, давай. — Гэвин привел ее в то же самое место, что и она раньше. Вэл следовала за ним так слепо, что даже не заметила. «Я даже не видела, куда мы идем».
— Стоя или сидя?
— Мне кажется лучше сидя, раз ты сказала, что плохо себя чувствуешь. — Он внимательно посмотрел на нее, потом постучал карандашом по блокноту. — Снимай пальто.
— На улице прохладно.
Когда она произнесла эти слова, ветерок зашелестел листьями и ее волосами, словно соглашаясь. Зима давно уже уступала место весне, но очень неохотно.
— Я не могу рисовать тебя такой закутанной, — сказал Гэвин, присаживаясь примерно в шести футах от нее, его собственное пальто развевалось позади него, как пара черных крыльев, и добавил:
— Я же не просил устраивать стриптиз для меня.
— Я ничего такого не говорила, только то, что здесь холодно!
— Твои мысли написаны на твоем лице. — Он помолчал. — Ух, Вэл, какой интересный у тебя алый оттенок.
Она стянула пальто и отбросила его в сторону.
— Ну вот, — прорычала она. — Удовлетворен?
— С тобой, всегда, — своим нежным ответом он заставил ее почувствовать себя неловко за то, что она позволила эмоциям взять верх, словно она ребенок. Он мимолетно улыбнулся и начал рисовать.
Вэл закрыла глаза и постаралась не шевелиться. Она так нервничала, что у нее дрожали руки. Она переложила их на колени, где это было бы менее заметно. Несмотря на солнце, воздух был прохладным, и в тени тутового дерева становилось все холоднее и холоднее.
— Не двигайся, — сказал он, когда она вздрогнула.
Было забавно, насколько легко делать это дома, когда ты мечтаешь у окна или читаешь хорошую книгу, но как тяжело не шевелиться в присутствии кого-то, кто заставлял тебя чувствовать себя… странно. Не помогало и то, что он чувствовал себя гораздо спокойнее, чем она.
Гэвин усадил ее к тому же дереву, но так, чтобы ее ноги были согнуты под скромным углом, а голова слегка откинута назад. Она решила закрыть глаза, так как у нее вряд ли получится изобразить тот пристальный взгляд, которым он одарил ее в прошлый раз, но Гэвин, казалось, не считал это препятствием для своего наброска — слава богу.
— Откиньте голову назад, — попросил он, — а потом немного в сторону. И перестань ерзать.
Она крепче сжала руки на коленях.
— Красивая, — Вэл подумала, что ей послышалось, настолько тихо это было произнесено.
После того, что казалось вечностью,
— Я уже почти закончил.
Все ее тело, казалось, вздохнуло с облегчением. Она вскочила слишком быстро и немного споткнулась, только чтобы почувствовать его руку на своей спине, прямо у основания позвоночника. Его глаза казались темными из-за тени от солнца.
— С тобой все в порядке?
От него пахло розами, сандалом и мальчиком.
— Гм…
Рука, обнимавшая ее за талию, напряглась.
— Хочешь посмотреть?
— Посмотреть? — Что-то явно не так с ее слухом.
— Вот.
О, этот рисунок.
Она всмотрелась в альбом, не совсем уверенная, что ожидала увидеть. Эта неопределенность наполнила ее сомнением, граничащим со страхом, и была настолько сильной, что у нее перехватило дыхание. Но в альбоме оказалось всего лишь простое изображение ее, сидящей под деревом, сделанное мягкими линиями угольного карандаша. Хотя в этом своем наброске он запечатлел какую-то непривычную часть Вэл. Что-то, что стирало грань между тем, кем она была, и тем, кем он хотел ее видеть, между разумным и чувственным, между фактом и вымыслом.
Она подняла глаза, взволнованная.
— Так вот как ты меня видишь?
— В этот момент — да, — ответил он.
И что-то в этой фразе заставило ее задуматься, хотя она проговорила:
— Хорошо.
— Будет лучше, если он будет раскрашен, но думаю, что цвет твоих волос будет трудно передать на бумаге.
Волосы у нее на затылке встали дыбом.
— Вэл? Ты побледнела.
Ее беспокоило солнце. Затемняя его лицом, солнце становилось черным.
Должно быть, она закрыла глаза, потому что, открыв их снова, обнаружила, что лежит на земле. Лицо Гэвина нависало над ней, он смотрел с любопытством, но бесстрастно. Конечно, это не могло быть правдой, потому что, заметив ее взгляд он улыбнулся и погладил ее по щеке.
— Ты на мгновение потеряла сознание.
Она поднесла руки к пульсирующим вискам.
— У меня кружится голова.
— Мм-хмм.
— Так вот почему у меня звенело в ушах? Такое ощущение, что они набиты ватой. — Она сунула палец в ухо и слегка пошевелила им, но он снова опустил ее руку.
— Похоже, у тебя случился приступ паники.
— Приступ паники? — повторила она. — Но я не паниковала…
— Простого беспокойства может быть достаточно. О чем ты думала?
— О моем преследователе.
— О ком?
Ее горло сжалось, когда она подняла глаза. Выражение его лица не изменилось.
— Меня кто-то преследует. Он действительно больной. Посылает мне всякие сообщения…
— О чем?
Было ли за этим единственным словом нечто большее, чем просто невинное любопытство?
— Сексуальные штучки. — Она отвела взгляд. От одной мысли об этом ее тошнило. — Я не хочу об этом говорить.
— Что ты ела сегодня утром?
Она моргнула.
— Хм. Ничего. Только вода — с лимоном.