Страна анамнезия
Шрифт:
– Вы не представляете, дорогой Михаил Сергеевич, – отвечал Старообрядцев, – сколько мне стоило трудов праведных, чтобы этот, как вы выражаетесь, монстр появился здесь. Это подарок одного городского депутата, Кондрата (кажется Валерьевича по отчеству) у которого хлебный бизнес, он пекарню имеет в собственности. Наша клиника хлеб у него закупает. Когда я попросил его во время выборов помочь в приобретении телевизора для больных, этот депутат пообещал купить новый сразу же после выборов. Но когда они прошли, он почему-то забыл. Я звонил ему ежедневно, напоминая о его обещании,
– Вы это серьезно? – удивился Новостроев, – его место давно на мусорной свалке, а Вы преподносите этот поступок, как благотворительную деятельность депутата. Хотя, что это я – пусть благодетелю стыдно будет, а не Вам, Петр Серафимович!
– Вы кого имеете в виду? – не понял Старообрядцев, – депутата Кондрата место на свалке или телевизора?
– Обоих, – ответил Новостроев, – спасибо, что задали этот вопрос, иначе я бы не догадался, что и депутата такого давно нужно вышвырнуть на свалку!
– Дурдом, да и только…, – внезапно раздался чей-то громкий скрипучий голос, – все психи… всех в дурдом… пр-р-р-роститутки политические….
Новостроев повернулся в сторону, откуда доносился этот противный скрипучий голос и увидел клетку с большим попугаем, произносящим эти слова. Она была подвешена на декоративной цепочке чуть выше головы, и поэтому на нее не сразу можно обратить внимание.
– А это, что за экзотика? – спросил главврач, – как зовут сие создание?
– Это наш Яша, говорящий попугай, – отвечал Старообрядцев, – кто-то из пациентов принес его из дому лет десять назад и оставил клинике в подарок! Говорят, эта птичка дорого стоит.
Актовый зал имел небольшую сцену, на которой стояла трибуна, обитая красным материалом с… гербом СССР на лицевой стороне, обращенной к залу. Такие трибуны стояли когда-то во всех актовых залах страны, называемых в советские времена «красными уголками», с таких трибун парторги призывали к досрочному выполнению пятилеток. Время здесь как будто бы остановилось, а каждый посторонний человек, увидевший эту трибуну, непременно подумает: «Дурдом, есть дурдом, что с него взять!».
– Петр Серафимович, – обратился Новостроев к Старообрядцеву, – а это что за реликт? СССР уже не существует двадцать лет, а здесь еще остались его атрибуты.
– А кому мешает этот герб? – ответил Старообрядцев, – собраний мы давно не проводим, а нашим психам без разницы, чей герб нарисован на этой трибуне, советский или двуглавый, российский. Пациенты здесь смотрят телевизор и играют в настольные игры, а многие из них даже рады тому, что в нашей клинике по-прежнему советское, спокойное и беззаботное время….
– А замечаний Вам руководство не делало? – спросил Новостроев.
– Делали при каждом посещении нашего учреждения работниками департамента здравоохранения, – спокойно ответил Старообрядцев.
– И что же Вы им отвечали? – спросил Новостроев.
– Да то же, что ответил Вам, – последовало от Старообрядцева, – работникам департамента тоже все равно, чей герб красуется на нашей трибуне, да и спрашивают из-за любопытства….
Далее Новостроев осмотрел скудный книжный запас библиотеки, в которой в основном книги для детско-юношеского возраста. Это приключенческая литература о кладах, пиратах, индейцах и, конечно же, детективы Татьяны Устиновой. Ничего, не говоря Старообрядцеву о своем впечатлении, Михаил Сергеевич что-то записал в ежедневнике и продолжил обход.
На третьем и четвертом этаже располагалось женское и мужское отделение, соответственно, разделяющееся на: первого психотического эпизода, подростковое и для соматически ослабленных больных. Причем женское отделение намного меньше мужского. Именно с него Новостроев намеревался развернуть эксперимент, этот контингент больных хорошо поддавался лечению его методом.
При обходе женского отделения, его заведующая Бабич быстро и в достаточном объеме информировала Новостроева о диагнозах и течении болезней ее пациентов, чем вызывала уважение к себе. Чувствовалось, что этот человек отдает себя работе целиком. Сегодня не каждый врач может вот так по памяти говорить о истории болезни своих многочисленных больных, называя каждого по имени отчеству, помнить даты их рождения, начала болезни и прочее.
Не обошлось и здесь без курьезов. В одной палате Новостроев спросил у женщины, лежавшей на кровати под одеялом о ее самочувствии. На что она сразу же отреагировала патологически – сдернула с себя одеяло и, выставляя напоказ густо заросший лобок, произнося рекламный слоган:
– «Меховая выставка! Все меха – на ВДНХ! Стильно, не значит дорого! Смешная королева!».
– Кристинка, ну как ты себя ведешь? – постыдила ее Елена Григорьевна, – оденься сейчас же!
– А я и так одета, – ответила больная, – я же в норковой шубе, вы, что специально не замечаете?
– Всю жизнь эта женщина мечтала о покупке норковой шубы, – вполголоса объяснила Новостроеву Елена Григорьевна, – ее ФИО – Кристина Соломоновна Меховая. Несоответствие фамилии шубе, которой у нее нет, спровоцировало первый психотический эпизод. В настоящее время наблюдается прогрессирование заболевания. Стараемся ограничить ее доступ к соответствующей телевизионной рекламе. Правда, делать это, становиться все труднее….
– Доктор, напрасно ты убеждаешь в отсутствии у меня дорогой шубы, – сказала Крестина, – вот же она…. и снова немая сцена – выставленный на показ лобок и тот же текст сопровождения.
– Всю жизнь горбатила, чтобы купить себе шубку, – продолжала Кристина, переходя на песню Киркорова:
В этой шубке даже сплю
потому что я ее люблю!
Потому что, потому что
я ее люблю….
– А вот Вы, доктор, ходите на работу в обшарпанном пальтишке, я в окно видела. Не стыдно?
– Хорошо, Кристинка, – успокоила ее Елена Григорьевна, – мы видим твой наряд, очень экстравагантно и стильно! А у меня нет денег на такую дорогущую шубу как у тебя, вот и хожу десятый год в одном пальто….