Страна анамнезия
Шрифт:
Не желая отставать от более предприимчивых сограждан, психиатры кинулись зарабатывать деньги – как на самих пациентах, так и на их родственниках. Первые платят за снятие диагноза, с учета, за справки, требующиеся при трудоустройстве, получении водительских прав и «откашивание» от призыва в армию. А за то, чтобы человеку поставили нужный диагноз и взяли на учет, платят уже родственники, имеющие виды на его жилплощадь и имущество. И хотя родственники могут оказаться причиной госпитализации в психиатрическую больницу, те, у кого их нет, рискуют пострадать там еще больше.
В психиатрической клинике может оказаться любой. Путь туда чаще всего начинается с принудительной госпитализации, когда к гражданину домой приезжает психиатрическая
Какие бы действия госпитализируемые граждане ни предприняли при этом – в любом случае они оказываются в заведомо проигрышном положении. Санитары и врачи вообще никак не реагируют на вопросы, доводы и недоуменные восклицания. Лишь впоследствии в истории болезни пациента будет написано: «В момент госпитализации не мог понять, что происходит, постоянно задавал вопросы, свидетельствующие о полной потере связи с реальностью и дезорганизации умственной деятельности» или еще что-либо подобное.
Одной такой записи в истории болезни достаточно для того, чтобы поставить диагноз «шизофрения» и назначить курс интенсивной терапии. Никаких дополнительных доказательств того, что гражданин намеревался, угрожал или совершил какие-либо социально опасные действия, не требуется. Право сделать вывод о степени «опасности для себя или окружающих» принадлежит исключительно лечащему врачу-психиатру конкретного пациента, который не обязан ни перед кем объясняться и отчитываться. Как он решит – так и будет! Врачи склонны использовать это в собственных интересах, одним из которых является поступление в клинику новых пациентов, а значит и больших денежных средств.
Недобросовестным врачам, которые стремятся прибрать к рукам жилье или имущество пациента, развязывает руки 29-я статья Закона: «Лицо, страдающее психическим расстройством, может быть госпитализировано в психиатрический стационар без его согласия или без согласия его законного представителя до постановления судьи, если его обследование или лечение возможны только в стационарных условиях, а психическое расстройство является тяжелым и обусловливает:
а) его непосредственную опасность для себя или окружающих;
б) его беспомощность, то есть неспособность самостоятельно удовлетворять основные жизненные потребности;
в) существенный вред его здоровью вследствие ухудшения психического состояния, если лицо будет оставлено без психиатрической помощи».
Неудивительно, врачи прилагают максимум усилий, чтобы как можно больше людей не остались без психиатрической помощи. Оказание сопротивления при госпитализации может только дать повод продлить срок пребывания пациента в психиатрической больнице, ужесточить для него режим и назначить особо интенсивное лечение. Но те, граждане, которые надеются, что если не сопротивляться, то в психиатрической больнице «во всем разберутся и отпустят», глубоко заблуждаются. В первую очередь от них потребуют подписать так называемое «согласие на лечение». Здесь можно снова оказаться в весьма уязвимом положении, потому что отказ подписать согласие на лечение психиатры склонны расценивать как негативизм и враждебную настроенность, обусловленные психическим заболеванием.
Добиваясь согласия на лечение, врач-психиатр может просто попытаться ввести человека в заблуждение: «Ничего не подписывают только нездоровые люди, которые боятся, что подделают их подпись, а потом продадут их квартиру, или еще чего-то. Почему Вы ничего не подписываете, если считаете себя здоровым? Мы такие же люди, как Вы, а Вы враждебно настроены. Это
Если врач видит, что его доводы на пациента не действуют…, лечение начинается без его согласия. Появляются два-три санитара, один из которых со шприцем, просят пациента снять штаны и не заставлять их ждать. Естественно, человек отказывается. Тогда его хватают, валят, привязывают к кровати и делают укол. Как правило, колют большие дозы сильнодействующих нейролептиков, галоперидола и т.п., от которых человека перекашивает, у него возникают судороги, головокружение, оглушенность и туго подвижность, ему трудно шевельнуть рукой или ногой.
Через некоторое время, когда пациенту становится лучше, начинается следующий этап «переговоров» с требованием подписать согласие на лечение. Под воздействием этих препаратов в состоянии шока и оглушённости, когда откуда-то издалека доносится шипящий голос врача: «Подпиш-ш-ши, подпиш-ш-ши, иначе заболееш-ш-шь и пожалееш-ш-шь…», очень легко потерять самообладание и контроль над собою. Те, кто не выдерживают этих испытаний и подписывают согласие на лечение, фактически сами признают себя больными и подвергаются дальнейшей «химической обработке» уже на вполне законных основаниях. Таких пациентов большинство. Особо стойких и несговорчивых – ведут в суд.
Суду предшествует освидетельствование, которое проводит комиссия из трех психиатров. На честность и объективность двух других врачей, наряду, с лечащим принимающих участие в освидетельствовании, лучше не полагаться. Корпоративные и материальные интересы у них часто заглушают голос совести. Но даже тогда, когда в комиссии присутствует врач, который ставит верность профессиональным принципам выше хороших отношений с коллегами, вероятность выйти из психиатрической больницы, сохранив здоровье и репутацию, весьма невелика. Еще до освидетельствования пациента накачают психотропными препаратами, а когда ему потребуется четко ответить на пару поставленных врачами вопросов, изо рта у него будут идти только слюни и нечленораздельные звуки. В том же состоянии он окажется и в суде.
Несмотря на то, что процедура освидетельствования изначально включала беседу с пациентом, а также обсуждение его заболевания врачами и рассчитана на то, чтобы снизить риск медицинской ошибки и роль субъективного фактора при постановке диагноза, в данное время стала пустой формальностью и занимает не более минуты. Лечащий врач предлагает вариант диагноза, остальные одобрительно кивают – и все необходимые бумаги подписаны и переданы в суд, который также длится около минуты.
Суд, как правило, санкционирует госпитализацию и лечение. Он носит не менее формальный характер, чем освидетельствование, проходит без адвоката, но с участием прокурора, который спрашивает у пациента только фамилию и адрес. В суде пациент находится под воздействием психотропных препаратов, которые придают его внешности странный и отталкивающий вид: у него слезятся глаза, изо рта текут слюни, руки и ноги трясутся. Поэтому ни к нему, ни к врачам никаких вопросов у прокурора не возникает, как и сомнений в том, что пациент болен.
Все это с чувством вины осознавал и Петр Серафимович, а приближающаяся старость только горбила его от тех тяжких грехов, совершенных им при восхождении на этот «психиатрический олимп». Неслучайно в последние годы, он не то, подчиняясь велению моды, не то угрызениям собственной совести, стал регулярно посещать церковь и бюро ритуальных услуг.
В молитвах, он просил Бога избавить от этого тяжкого груза, превращающего довольно таки безбедную жизнь в непосильную борьбу с совестью. В бюро ритуальных услуг он высматривал дорогие гробы, изготовленные из красного дерева. Он и сам не понимал, что он просит у Бога – то ли освободиться от обязанностей главного врача, что он мог сделать сам по собственному заявлению, то ли избавить от этого горького осознания вины в искалеченных судьбах многих пациентов.