Страна «гирин герен»
Шрифт:
У маджеми отработан, если можно так сказать о его примитивной мастерской, законченный цикл. Сначала развешанные на веревке сырые шкуры прожариваются на солнце. Затем, как это ни странно, их закладывают на ночь в бочку с водой. Утром мокрые заготовки натирают с обеих сторон порошкообразной смесью из древесной золы и катси — индигоносного тропического растения и выдерживают в течение двух дней. Потом Умару Суле снимает скребком на доске ставший податливый шерстяной покров (чем он и занимался, когда мы подъехали к его дому) и тщательно промывает шкуры. На этом первичная обработка заканчивается.
Шкуры затем закладывают на сутки для дубления в яму, наполненную водным раствором стручков местной акации. Только после этого следует чистовая обработка скребком, и снова шкуры погружают в ту же яму еще на сутки. Потом следуют еще довольно деликатные операции: полоскание, сушка на солнце, натирка арахисовым маслом, многократное прополаскивание в бочке с водой. Это заключительное дубление обычно затягивается дней на десять. Остается дело за малым — придать коже нужную окраску.
По традиции африканские покупатели предпочитают красные, желтые, зеленые цвета. Такую краску Умару Суле с усердием средневекового алхимика готовит сам. В деревянную ступу он кладет кожицу от початков маиса, добавляет туда стебли растения, называемого баба (индиго), золу, толчет все тяжелым пестом до превращения в мельчайший порошок, который засыпает в яму с водой. Туда закладывает затем кожи, через два-три дня они обретают красный цвет. Убедившись, что они впитали краску, Умару Суле промывает их, поочередно натягивает на доске и постукивает деревянной колотушкой, делая тем самым кожи мягкими, эластичными. После этого сушит их в тени.
Желтую краску маджеми получает из корней кустарника куруди и хлопкового семени. Зеленую — фабричного производства — обычно покупает в магазине, однако добавляет в нее растертые хлопковые семена.
Рассказав о процессе дубления и окраски, Умару Суле подвел нас к хранилищу, предложил заглянуть внутрь: в полутемной кладовке «дозревали» на веревках, натянутых от стены к стене, выделанные кожи.
— Отвисятся, сколько надо, и на рынок? — спросил я.
— Э-э, нет! Это еще не товар. За них много не возьмешь. — Умару Суле вошел в хранилище и вынес оттуда охапку кожевенных изделий, которые бережно разложил на земле. Чего тут только не было! Красные, зеленые, желтые сумки, расшитые причудливыми орнаментами, подушки, пояса, обложки для книг, кошельки.
Умару Суле не изучал политэкономию, в чем я нисколько не сомневался, но до ее азов — готовый товар имеет большую цену, нежели сырье, — дошел собственным разумением. Научившись еще и ремеслу бадуку — кожевника (здесь он пошел дальше отца и деда, которые были только маджеми), имея лишь острый нож, набор ниток разных цветов, он ладит все те изделия, что показал. Причем, накопив партию товара, сам везет его на рынок…
Не один я теперь так делаю, а все наши ремесленники, — Умару Суле собрал свои изделия, отнес их в кладовку. Возвратился с обрезком красного сафьяна размером с носовой платок.
— Это вам! Возьмите на память. Первый раз у меня батуре в гостях.
Сафьян был свеж, как обмытый дождем лист. Под зернистой отполированной поверхностью причудливыми узорами разбегались белые паутинные прожилки.
— Мэрокоу! — в голосе Умару Суле прозвучали такие же горделивые нотки, как у пастуха Шеху Тамида.
– Как же так: козы нигерийские, маджеми тоже нигерийские, а кожа марокканская?
— Долго рассказывать, а работа стоит. Если хотите узнать досконально, езжайте в Кано. Оттуда все пошло…
Кано ба дама
На другой день после ночлега в отеле я выехал в Кано, прихватив по дороге Ангулу Фари. Мой попутчик не походил на того измученного скитальца, которого я встретил в саванне. Он был бодр, чисто выбрит, белая свежая сорочка под галстук оттеняла его овальное лицо. Ангулу Фари расправил лацканы своего коричневого с иголочки костюма, небрежно бросил на заднее сиденье автомашины легкий дорожный саквояж. В Кано ветеринара послали на региональный семинар животноводов.
На восток от Сокото саванна была такой же нетронутой, как и южнее его. Она раскинулась просторно, широко, и трудно было определить расстояние до горизонта — зыбкой черты, где сходились земля и небо. Если бы не асфальтовая дорога, автомашины, эта нигерийская сторона выглядела такой же древней, как и в далекие времена. Ангулу Фари, расслабившись, рассказывал мне о своем крае.
Мы ехали по земле хауса, одного из больших нигерийских народов, о котором до нас дошла древняя, с элементами героики легенда. Как каждое сказание, она, в устах рассказчика, меняет словесную окраску, сохраняя при всем этом свою суть.
Некогда в одном из здешних городов жила царевна Даура. Слава о ее красоте достигла далеких земель, и сыновья правителей и эмиров домогались ее руки. Но сердце царевны оставалось «закрытым на замок». Однажды перед ней предстал стройный красавец в дорогом одеянии и тоже получил отказ. Разгневавшись, а это был волшебник-оборотень, он превратился в огромного змея, который засел в единственном в городе колодце. К этому источнику змей допускал людей только раз в неделю. Много богатырей бились с чудищем, но не могли его одолеть.
Как-то у колодца остановился чужеземец Баво, приехавший свататься к Дауре. Прежде чем направиться во дворец, он решил стряхнуть дорожную пыль, напоить коня. Но тоже остался без воды. Тогда Баво вызвал змея на поединок. Бой продолжался весь день, и только под вечер Баво, изловчившись, поверг его ударом меча. Победитель пришел затем во дворец и бросил к ногам царевны голову чудища. Сердце красавицы на этот раз не устояло, и Баво стал ее мужем.
У Дауры и Баво родилось семь сыновей, которые, став взрослыми, основали названные их именами города-государства и поделили между собой обязанности. Кано и Рано, наладив изготовление и окраску тканей, объявили себя «царями индиго». Даура и Кацина вызвались быть «царями рынка». Гобир — «царь войны» взялся защищать от врагов всех своих братьев. Зегзег (Зария) — «царь рабов» добывал для них рабочую силу. Бирам обеспечивал их съестными припасами. Эти семь сыновей Дауры и Баво, утверждает легенда, стали родоначальниками всех хауса.
Как бы то ни было, эти города действительно были основаны в VIII-X веках. По легенде каждый из них имел «специализацию». В жизни все выглядело иначе. С VIII по XVII век города находились в вассальной зависимости от государств Канем, Сонгаи и Борну. Эти могучие соседи опустошали хаусанские земли, обложив население непомерной данью. С падением Сонгаи среди хаусанских городов началась междоусобица, борьба за власть. Долгое время шли распри между Кано и Кациной, закончившиеся победой «царя индиго».