Страницы любви Мани Поливановой
Шрифт:
– Я позвоню.
Вместо снега из низкой тучи вдруг пошел дождь, и Маня Поливанова подумала, что дождь – всегда к удаче.
– Володечка, солнышко, а у меня мышь опять не работает!
– Об стол стучала?
– Не-е-ет! Разве можно?
– Нужно! Постучи, может, контакт отошел. Спиртом протирала?
– Я ее духами протирала! Между прочим, «Диор», вот понюхай, как пахнет! Эротик?.. Ну скажи, скажи, правда эротик?..
– Эротик. Батарейку меняла?
Леночка или Олечка уставилась на него в изумлении.
Береговой едва удержался, чтобы не шлепнуть ее по заднице и таким образом побудить к мыслительному
– Так чего там с батарейкой-то, а?
– Ой, а у нее есть батарейка, да?
– Есть! – весело сказал Береговой Леночке или Олечке и, вместо того чтобы хлопнуть ее по заднице, галантно поцеловал руку, чего не делал никогда в жизни. Он не умел ухаживать за барышнями… красиво.
Он вообще не умел за ними ухаживать.
И за этой не ухаживал. Он был в превосходном настроении, вот что!..
– Там есть батарейка, и даже не одна, а целых две! На вот! – он кинул на стол упаковку. – Возьми и попроси кого-нибудь у себя в отделе, чтоб поменяли.
– Ой, Володечка, ну до чего ты умница! Ну ты просто красавец! И мы тут все без тебя так скучали, та-а-ак скучали!..
Береговой без «них» тоже скучал, та-а-ак скучал, знала бы она! Чуть с ума не сошел, рассылая чертовы резюме, мучительно думая, где бы взять денег на кредит и на материну больницу, и каждой извилиной мозга сознавая собственную ненужность и никчемность!..
Как страшно, когда никому не нужен.
Как здорово, когда нужен всем и все ругаются, что чего-то там не успел, недоделал, недодал, недоглядел!..
Раньше Владимира Берегового раздражали претензии окружающих и их чрезмерные запросы, и еще то, что с некоторыми приходится валандаться, как, например, с этой Леночкой-Олечкой! Нынче его все это умиляло.
– Да! – крикнул он ей вслед. – Я самое главное забыл! Ты ее иногда переворачивай.
Леночка или Олечка сделала пируэт и притормозила у самого порога:
– Кого, Володечка?
– Мышь, – объяснил он совершенно серьезно. – Ну, это же устройство! И оно имеет свойство перегреваться. Ее нужно время от времени переворачивать на спинку, чтобы она отдохнула. Поняла?
– Поняла-а, – задумчиво протянула умница и красавица. – Теперь буду переворачивать, Володечка!
Из-за перегородки давно уже раздавались хихиканье и шуршание, в последние секунды переросшие в отчетливое хрюканье и возню.
– Береговой, – сказали оттуда, как только дверь захлопнулась, – ну, ты дал стране угля! Ты это… чего бедной девушке голову морочишь?!
– А термопасту опять всю по домам растащили, сволочи?!
– Владимир, кажется, я коробку в шкаф переставила, – пискнула Жанна. – Там еще много оставалось, мы не всю растащили, правда!
Он распахнул дверцы шкафа, и первое, что увидел, – микроволновую печь.
В тот день, когда его уволили и он собирался уйти навсегда, он так же распахнул шкаф и наткнулся взглядом на эту самую печь!
…Дурацкая коробка, в которую он складывал свои пожитки, все норовила перекоситься, из нее то и дело вываливались какие-то вещи, он ожесточенно совал их обратно и думал только об одном – жизнь кончилась. Вот эта, нынешняя, вдруг оказавшаяся прекрасной и совершенно особенной, с микроволновками и чайниками, которые притаскивали, чтоб он чинил, – какие, на хрен, микроволновки в IT-отделе! – с летучками по понедельникам, с вечно не работающим оборудованием, с сервером, который накануне «упал»!.. Тогда позвонила директриса спросить, что случилось, почему ни один компьютер в издательстве не работает, сотрудники, мол, на нервах, и он ответил как раз в том смысле, что сервер «упал». «Не разбился?» – озабоченно уточнила Анна Иосифовна.
…Нельзя дважды войти в одну реку?.. Совершенно точно нельзя? А если вдруг так получилось, что это единственная река, в которой можно плыть, и выгребать против течения, и стараться не перевернуться, и как-то латать дыры в днище, и на ходу успевать любоваться окрестностями, и иногда бормотать себе под нос, что устал и сил никаких нет, а иногда, наоборот, затягивать лихую разбойничью песню – от радости жизни?! Если нету другой такой реки?! Если во всех остальных наверняка потонешь?! Только сделаешь первый шаг, сразу и потонешь, прямо у берега, на мелководье. Неужели в эту все равно нельзя вернуться?!
– Я же просил! – громко и радостно сказал Береговой, рассматривая печь, старую знакомую. Ему удалось вернуться в собственную реку, и казалось, что теперь все на свете всегда будет удаваться. – Я же просил ее отдать! Жанна! Почему не отдали?!
– Никто не спрашивал, а мы… забыли.
– Забыли они! – фыркнул Береговой, отыскал за печью тюбик с термопастой и провозгласил: – Всех уволю!
– Может, не надо? – осторожно осведомились из-за перегородки.
– Надо. Слушайте, раз уж у нас есть бесхозная печь в аб-со-лют-но рабочем состоянии, может, сосисок нажарим, а? Кто хочет сосисок?
Хотели все.
Анна Иосифовна очень заботилась о здоровье вверенного ей коллектива, поэтому в столовой никаких сосисок не практиковали. Ни сосисок, ни кока-колы, ни – боже избави! – гамбургеров! Пакеты из «Макдоналдса» считались вне закона, их даже в урны не выбрасывали, утаскивали с собой, чтобы директриса, проходя по коридору, случайно не обнаружила веселенькие бумажки и картонки, выпирающие из мусорницы, и не устроила потом на три часа собрание, посвященное «правильному питанию», – она это вполне могла!.. Старый повар с каким-то музыкальным именем, то ли Цезарь Антонович, то ли Модест Петрович, готовил паровую рыбку, запекал индейку, а особенно ему удавался «гречневый пирог с морковью». Все это было вкусно, конечно, и, главное, очень здоро`во – Цезарь Антонович или Модест Петрович был добыт Анной Иосифовной не в каком-то там кулинарном техникуме, а, ясное дело, в ресторане «Прага», – но иногда так хотелось сосисок, лапши из пакета и зажаренных пончиков, обильно присыпанных сахарной пудрой!..
– Значит, посылаем бойца за сосисками, – решил Береговой. – Чего еще кому охота? Печенья? Вафель? Соображайте быстрее! Сколько там у нас общественных денег?
– Восемьсот пятьдесят три рубля. Или нет, нет! Пятьдесят пять!..
– Хватит?..
Пока радостные сотрудники составляли «бойцу» список – «а еще сигарет, мы в окно покурим, дверь запрем!» – пока решали, сок или безалкогольное пиво, Владимир Береговой вышел в коридор.
…И мать выздоровеет!.. Ну, конечно, выздоровеет, такого быть не может, чтобы она все болела и болела!.. Нужно просто найти хорошего врача, который – раз, и вылечит ее! Ведь есть на свете хорошие, понимающие врачи. И вообще хороших, понимающих людей на свете гораздо больше, чем плохих, это уж точно!..