Страницы любви Мани Поливановой
Шрифт:
Сигарета кончилась, и Екатерина Петровна грустно потушила в пепельнице окурок – никакого удовольствия не получилось, и перерыва тоже, все только мысли, и мысли скользкие, дрожащие, как капли на окне.
Когда позвонила Настя, секретарша с пятого этажа, Митрофанова уже плотно устроилась в кресле, подперла подбородок кулачком и погрузилась в очередную порцию сводок, которые непременно нужно охватить до сегодняшнего совещания.
Настя перепуганным, даже каким-то придушенным голосом попросила Екатерину Петровну подняться к ним и тут же бросила трубку.
Митрофанова ничего
– Что там могло случиться?.. – зачем-то вслух спросила она сама у себя, суетливо покопалась на столе, выкопала мобильный телефон и еще какие-то графики – как будто ее приглашали с данными о продажах последней книги Покровской! – и выскочила в коридор.
Ничего не происходило. Все как всегда – пахнет кофе и особым запахом громадных копировальных машин, на которых распечатывали макеты, и еще немного сигаретным дымом. Кто-то, кроме нее, у них пошаливает, несмотря на строжайший запрет Анны Иосифовны! Блогерша Олечка, попавшаяся навстречу, едва кивнула – понятно, она оскорблена из-за уволенного айтишного начальника. Редакторша из отдела фантастики пробежала было мимо, но вернулась с каким-то вопросом. Екатерина Петровна не стала ее слушать.
– Потом, все потом!..
Лифта, как назло, не было очень долго, и она ринулась пешком, на ходу похвалив себя за то, что никогда не носит легкомысленные каблучки, а всегда только устойчивые, прямоугольные и ни в коем случае не высокие, а «средние».
Она ненавидела «средние» каблуки и всю жизнь носила только такие.
Задыхаясь, она ворвалась на пятый этаж.
– Настя, что у вас случилось?!
– Александр Николаевич просил вас подняться. Он… он в кабинете. – Секретарша выглядела испуганной. – Только он там… не один.
– С кем? – Митрофанова перевела дух, обрела привычный голос. – Анна Иосифовна приехала?
И приостановилась. Сердце за левым отворотом пиджака опять похолодело. Если так, дело плохо. Если начальница приехала и вызвала Стрешнева, а она об этом даже ничего не знает, значит, борьба уже идет полным ходом и его лошадь обошла ее на полкорпуса!..
А если там Литовченко?..
– Никто не приезжал, – пропищала Настя.
Ничего не понимая, Екатерина Петровна распахнула одну створку резной кабинетной двери, вошла, печатая шаг, как солдат на параде, и замерла.
По кабинету метался Стрешнев.
В директорском кресле сидел внезапно появившийся третьего дня и так же внезапно исчезнувший впоследствии новый заместитель и водил носом по каким-то бумагам.
Теперь он материализовался почему-то на директорском месте. Екатерина Петровна судорожно сглотнула.
– Что здесь происходит?!
Стрешнев отчетливо зафыркал. Шан-Гирей поднял глаза.
– Здравствуйте, – сказал он, помедлив.
Митрофанова кивнула молча, и он опять уткнулся в бумаги.
– Саша, что происходит?!
– Вы знали об этом?..
Шан-Гирей протягивал ей какой-то листок. Она взглянула, не приближаясь, и повернулась к Стрешневу. Она вообще вела себя так, как будто никакого третьего не было в кабинете.
Этот третий, которого как бы и не было, помедлил, выбрался из-за стола и двинулся к ней, слегка прихрамывая и держа листок в вытянутой руке. Третьего дня он не хромал, насколько она помнила.
– Саш, ты можешь мне что-нибудь объяснить?..
– Почитай, – буркнул Стрешнев. – Почитай, интересно.
Митрофанова брезгливо взяла листок двумя пальцами, повернула к себе и прочитала не слишком длинную фразу. Лицо у нее изменилось, и она прочитала еще раз, на этот раз шевеля губами.
Алекс внимательно смотрел на нее.
– Что это такое? – спросила Екатерина Петровна и бросила листок на «бабкин» стол. – Где вы это взяли?!
– Это я взял, – сказал Стрешнев из-за ее плеча. Она оглянулась. – Да-да, точно тебе говорю!.. Я пришел за «сигналами», потом решил журнал посмотреть, он вот тут лежал, на краешке, – он показал, где именно лежал журнал, – а под ним были вот эти бумажки. Нет, ну это дикость какая-то!..
– Так, – сказала Митрофанова мертвым голосом и боком села за другой стол, «львиный». – Это все? Или еще что-нибудь есть?..
Стрешнев хмуро кивнул на нового сотрудника. Тот подал еще два листочка. Митрофанова прочитала и эти два.
– Что за казнь?.. Что за предупреждения?.. Какие намерения?! Что значит – «казнь через неделю»?! О чем вообще речь?!
Стрешнев пожал плечами. Он все ходил вдоль стены, не вынимая рук из карманов. Ему не хотелось, чтобы Митрофанова узнала, как он сидел под столом, а этот хромоногий и бледнолицый выскочка спрашивал у него: «Вы кто?!»
Митрофанова на него оглянулась и перевела взгляд на Шан-Гирея.
– Так, – повторила она на этот раз голосом гранитным. – А вы-то тут как оказались?
– Я… просто зашел.
– Вы вот так просто взяли и зашли в кабинет генерального директора?! Что за ерунда?! Даже я себе никогда этого не позволяю!..
Шан-Гирей вяло пожал плечами, и Екатерина Петровна моментально поняла, что сделала ошибку. Стрешнев остановился у нее за спиной и, кажется, даже рукой махнул с досады.
Нельзя, нельзя так резко! У них нет никакой информации, кем на самом деле является этот новый заместитель! Все слишком сложно и непонятно, и поставить его на место в данный момент невозможно хотя бы потому, что ни Стрешнев, ни она сама так и не понимают, что это за место.
– Так, – Екатерина Петровна сцепила руки в замок и положила прямо перед собой. Ей нужно было собраться с силами. – Хорошо. Вы думаете, это какие-то… реальные угрозы?..
Шан-Гирей опять помолчал. Он вообще никогда не отвечал сразу, она заметила.
– Я не знаю. Я просто читаю то, что написано. А написана… да, угроза.
– А я думаю, – начала Митрофанова упрямо и глянула на подметные листки, – что это никакая не угроза, а просто глупость. Или дурацкая шутка.
– Так бывает только в романах. Плохих. – Шан-Гирей вернулся за «бабкин» стол. Как на свое место вернулся! – Там всегда предупреждают о готовящемся преступлении, а полиция считает, что это просто глупость. Или дурацкая шутка.