Странная барышня
Шрифт:
— Что ты знаешь о святых? — никак не отреагировал он на мой тон.
— Им поклоняются, иконы рисуют, молятся на них, пытаясь, как через посредников, докричаться до тебя. Я не очень религиозный человек, поэтому не требуй от меня более развёрнутого ответа.
— Это всё частности. На самом деле святых намного больше. Как правило, о них никто не знает, их имена не сохраняется в веках. Но они несут одну важную функцию для всего мироздания. Делают своими душевными порывами его гармоничнее. Заряжают настоящей, а не мнимой Благодатью мир. Дают ему будущее.
— Спасибо. И хоть я не верю в это, но слово “почти” прозвучало немного обидно.
— Дело в том, что всю жизнь ты посвятила людям. Любила их искренне… Но одного человека обделила сильно.
— Кого? — удивилась, начав перебирать в памяти всех знакомых.
— Себя. Твоё гипертрофированное чувство долга выдернуло собственную личность из Мироздания, превратив в тупиковый вариант развития. Что ты оставишь после себя?
— Сотни спасённых жизней! — не задумываясь, ответила я, оскорбившись от подобного заявления.
— Верно. И эти сотни, их дети, внуки, правнуки продолжат держать мир в собственных ладонях. А ты? Кому достанутся эти замечательные часы, переходящие из поколения в поколение в твоей семье?
Когда твоё тело умрёт, то квартиру опечатают. Потом, через третьи руки, часы окажутся у перекупщиков, так как вещь ценная. За двадцать шесть лет сменят четырёх владельцев, прежде чем окажутся в непотребном виде на свалке.
Маленький ключик от них, которым ты девочкой “заводила” время всего мира, потеряется намного раньше. Вот и всё. Конец семьи Журавлёвых, их воспоминаниям, чаяниям, надеждам. Бесповоротный конец.
— Это можно как-то изменить? — прохрипела я, чувствуя, что так оно и будет.
— С часами? Уже нет. Но есть более ценная штука… Ты! Поверь, что никакой фамильный предмет с тобой не сравнится. В вашей семье было много по-настоящему святых душ. Не дай династии оборваться.
Я даю тебе шанс исправить собственную ошибку, поэтому и предлагаю уйти в другой мир не только душой, но и разумом. Иногда подобное очень важно. Научись любить себя, как ты любишь остальных людей. Научись не только наслаждаться долгом, но и радостями жизни. Приди к гармонии. Для многих подобная цель недостижима, но только не для тебя.
— И что я должна делать?
— Извини, но я направляю исключительно души. А вот с разумом каждый человек поступает по своему усмотрению. И не факт, что ты справишься, хотя шанс есть.
— Мне нужно подумать…
— Юля! — опять улыбнулся он лучезарной улыбкой. — Я знаю ответ. Наш разговор был нужен не мне. Тебе. Так что… Счастливого пути!
Я почувствовала, как вокруг всё стало растворяться, и меня словно затягивает в глаза бога.
— Подожди! — воскликнула, пытаясь удержать реальность. — У меня есть ещё вопросы!
— Их всегда много. Но ответы запутают ещё больше… — раздалось откуда-то издалека.
Чёрный звёздный колодец. Падаю в него, как Алиса в Кроличью нору, и даже поначалу пытаюсь проанализировать сегодняшнее чудо. Потом возникает паническая мысль: «Я разобьюсь!». Кричу изо всех сил, хотя понимаю, что криком ничего не исправить. Мне просто так легче пережить страх. Потом приходит равнодушие. Уж если суждено разбиться, то нужно смириться с подобной участью и провести последние секунды достойно.
Но секунды растягивались в минуты… Потом в часы. Ощущение скуки принесло с собой идиотские вопросы. А знаменитый Алисин “Едят ли мошки кошек?” был не самым глупым, оказывается!
Приближение дна почувствовала сразу. Становилось всё холоднее и холоднее.
Вот он, водоворот, явно являющийся концом моего путешествия! И снова стало страшно.
В него влетела на бешеной скорости, стуча зубами от озноба и вся покрытая инеем. Не так я себе представляла путешествие в иной мир. Точнее, никогда и никак не представляла.
Последнее, что помню, как разбилась на множество мелких искрящихся льдинок.
Это конец…
Но почему мне до сих пор так холодно? И трудно дышать?
Открываю глаза и понимаю, что нахожусь под водой. Ледяной водой! Ещё немного и потеряю сознание!
С отчаяньем работая руками и ногами, пытаюсь всплыть на поверхность. Жутко неудобное платье намокло и тянет ко дну. Но не сдаюсь.
Всё! Глоток живительного воздуха! Бешеными от ужаса глазами оглядываюсь и вижу заснеженный берег. Он близко. Гребу к нему, проклиная и платье, и корсет, сдавивший грудь. Зачем я, дура, его надела? Не могла, как приличная утопленница, прыгнуть с моста в незамерзающую промоину в ночной рубашке? Ах да! Красивой после смерти быть хотелось! Хоть раз в жизни! Теперь вот расплачиваюсь за эту “красоту”.
Из последних сил, но доплыла. Шатаясь, вылезла на берег, постоянно скользя “дубовыми” ботинками по льду. Упала лицом в сугроб, понимая, что больше ни на какие подвиги неспособна, и стала кашлять, извергая из себя остатки речной воды.
Пытаюсь встать, но ноги не держат. Холод сковывает всё больше и больше. Наваливается сонливость. Это плохо. Значит, начинаю замерзать окончательно.
— Помогитеее… — стараюсь заорать во всё горло, но слышу лишь тихий писк: — Людиии… Люди…
Не услышит. Никто не услышит.
“Нельзя сдаваться! Юля! Нельзя сдаваться!” — уговариваю себя и, сбивая в кровь посиневшие на морозе негнущиеся пальцы, пытаюсь ползти.
Кажется, это длится вечность. Всё. Теперь точно не осталось сил. Последний резерв исчерпан. Оглядываюсь назад и вижу, что берег реки почти так же близок, как и вначале моих титанических усилий. Хочется выть от разочарования и жалости к себе, но и этого уже не могу.
Закрываю глаза, погружаясь в тёплый, спасительный сон. Я знаю, что спать нельзя. Но я также знаю, что это конец. Соврал бог. Новой жизни у меня не будет. Жаль…