Странная барышня
Шрифт:
А вот это я зря сделала. Ворона с двумя крепкими монашками среагировали на обстановку по-своему и быстро скрутили меня. Ну а что им ещё думать? Я, раскрасневшаяся, запыхавшаяся, тяну свои хваталки, чтобы придушить Витковскую. А у неё ещё и свежая царапина на щеке, которую баронесса, как бы невзначай демонстрирует всем. Бесноватая Лиза! Других вариантов для непосвящённых нет!
На эмоциях попыталась вырваться, но силы были неравны. Затихла и стала оценивать происходящее почти трезво, умом понимая, что для меня подобное добром не закончится.
— Это кошмар! — заявила стоящая
— Воистину страшнее! — проблеяла Витковская, ненатурально выпучив глаза от страха.
— Наталья Дмитриевна! — кинулась к ней обниматься Зобнина. — Как вы, голубушка?
— Эта бешеная чуть не оставила меня без глаз, — показала та на царапину. — Но я благодарю вас, Зинаида Борисовна, что успели позвать на помощь. Вы моя спасительница!
Ещё несколько минут продолжалось это душещипательное представление, к которому подключилась ещё парочка “бриллиантовых”. Наконец Вороне всё надоело, и она приказала.
— Озерскую на первый этаж под замок! Остальные! С каждой из вас будет проведена беседа. Соблаговолите разойтись по своим комнатам. Кто покинет их без разрешения, та сразу же отправится вслед за Озерской!
Дамы быстро рассосались, решив не искушать судьбу. Меня же под белы рученьки чуть ли не потащили до камеры, в которой сразу заперли без каких-либо разговоров.
Сижу в ней и не нахожу слов от возмущения, полностью затопившего мой рассудок. Это надо же было так дёшево вляпаться! Ещё и подыграла “бриллиантовым” гнидам! Примерно через полчаса в сопровождении Клавдии ко мне чуть ли не ворвался Елецкий.
— Елизавета Васильевна! — встревоженно, с порога начал он. — Да что же на вас такое нашло? Не ожидал от вас! И ведь ничего же не предвещало!
— А я говорила! — победно сказала ему Ворона. — Предупреждала, что любая не раскаявшаяся грешница бесов в себе носит. Вот они и затуманили рассудок Елизаветы.
— Вы оба мою комнату видели? — уже полностью придя в себя, спокойно поинтересовалась я. — Если видели, то бесов в ваших головах искать нужно, а не в моей.
— Объяснитесь, — холодно ответил Елецкий.
— Легко. Матушка Клавдия. Где вы были, когда вас нашла графиня Зобнина?
— В прачечной.
— Сколько от неё идти до моих комнат?
— Через улицу минут пять.
— Давайте запомним это. А когда вы явились “усмирять” меня?
— Сейчас, — порывшись в своей холщовой сумке, достала она тетрадь. — Доктор велит записывать время приступов. Без десяти минут пять.
— Теперь вы, Илья Андреевич, постарайтесь вспомнить, во сколько мы с вами расстались около входа в особняк.
— Эээ… — задумался он. — В четыре тридцать пять. Я тогда на часы посмотрел.
— И это запомним. Мне до моих комнат идти около трёх минут. Давайте проведём несложный подсчёт. С момента нашего расставания до момента появления матушки Клавдии возле моих дверей прошло пятнадцать минут. Так?
— Не буду спорить.
— И правильно делаете. Из пятнадцати минут вычитаем мои три на дорогу. Остаётся двенадцать минут. Матушка Клавдия шла ко мне пять минут, значит, за ней тоже шли не меньше… Десять плюс три. Итого тринадцать. То есть на разгром комнаты и драку с баронессой у меня имелось не более двух минут. Причём баронесса Витковская должна была находиться у меня, а не в своих покоях. Но она же приличная дама и не шастает по чужим спальням без хозяев… Если они, конечно, не мужчины! Значит, была у себя или в гостиной.
— У себя, — пояснила Клавдия. — Её и графиню Зобнину уже опросила. Обе были вместе.
— Тем более! Допустим, имея сказочный слух, они услышали грохот из моих комнат, что находятся чуть ли не в другом крыле здания. Сколько им нужно на осознание происходящего, принятия решения и появления у разбушевавшейся Озерской? Секунды или всё же минуты?
— Подождите, — нахмурился Елецкий, наконец-то поняв ход моего расследования. — У вас совсем не остаётся времени на разгром своей комнаты.
— Именно! Ещё приплюсуйте сюда драку и мою попытку вырваться в коридор. Я не настолько быстра, чтобы провернуть всё за пару мгновений. Далее… Моя спальня. Там всё в пуху от растерзанных подушек. Вы хоть одну пушинку на мне заметили? А вот в волосах графини и баронессы их хватает. Есть ещё масса других нестыковок, но, думаю, достаточно и этих.
— Оговор! — жёстко вынесла свой вердикт Ворона. — Уж я им устрою за такое!
— Да уж… — вздохнул Илья Андреевич. — Очень неприглядная ситуация. А я ведь вас, Елизавета Васильевна, предупреждал, что от графини Зобниной можно ждать неприятных сюрпризов. Уверен, что это был её план, так как Витковская не слишком смышлёна. И позвольте извиниться за то, что на мгновение усомнился в вашем душевном здоровье.
— Не извиняйтесь, князь, — отмахнулась я. — Место тут такое, что настороженно приходится относиться к каждому.
— Делать-то что будем, господин доктор? — поинтересовалась у него Клавдия. — Спускать подобное с рук нельзя.
— Не знаю, — честно признался он. — Елизавету Васильевну, естественно, выпустим, а вот как с виновницами поступить — ума не приложу.
— Есть кое-какие мыслишки, — мстительно произнесла я. — И меня отпускать не надо.
— То есть как?
— А вот так, князь! Посижу “бесноватой” пару дней, ничего не случится. Но вот какая оказия… Доктор, а что вы знаете о бешенстве?
— Ничего хорошего. Смертельная болезнь.
— Как вы думаете, могла ли я, находясь в примерно таком состоянии, заразить баронессу, расцарапав ей лицо?
— Да там царапинка малюсенькая. И бешенство передаётся через укус.
— Вы не поняли. Чисто гипотетически? В порядке научного бреда?
— Если только принять во внимание, что любая рана может быть опасной. Но к бешенству это не относится.
— Думаю, что Зобнина с Витковской не настолько разбираются в медицине. А давайте, — предложила я, — полечим баронессу? Вы с умным видом заявите, что рана, полученная ею от находящейся во временном состоянии бесноватости Озерской, может быть опасна, поэтому её необходимо прижечь. Так ведь поступают после укуса бешеных зверей? Причём прижечь основательно: огромным раскалённым прутом.