Странная барышня
Шрифт:
— У вас какие-то неприличные фантазии насчёт меня? — внутренне чертыхнувшись и сделав удивлённое лицо, поинтересовалась я.
— Нет, но…
— Прекрасно. Тогда почему вас волнует лёгкое прикосновение губ к вашей растрёпанной причёске? Это простое окончание сеанса и ничего более. Поверьте, на остальные части вашего тела у меня покушаться и мыслей не было.
— Извините. Я, кажется, немного не в своей тарелке от прочувствованного.
— Извиняю. Лучше тарелка, чем коньячная бутылка. Только у нас с вами другой вопрос во главе
— Хотел бы из упрямства сказать, что нет. Только здравый смысл подсказывает, что сейчас упрямиться будет глупо.
— Как длинно вы сказали слово “да”, - усмехнулась я. — Тогда другой вопрос. Допускаете ли вы, что я могу знать такие вещи, о которых вы даже не подозреваете?
— Данных пока недостаточно, поэтому сделать однозначный вывод не готов.
— Ладно. С трудом, но принимаю. И, кстати, сейчас уже могу ответить вам на голословное обвинение о выкапывании трупов. Мне не нужно было совершать подобного, так как чувствую кончиками пальцев многие органы. Лечить всё, естественно, не могу, но поставить диагноз в большинстве случаев сумею. Например, у вас был перелом ключицы.
— Был, — удивлённо ответил Елецкий, машинально потерев старую травму. — Досталось в морской экспедиции. Около Африканского континента случилось нападение местных пиратов. Пуля отрикошетила от мачты и попала в меня. Старая, мушкетная. Хоть и была на излёте, но удар получился сильнейший. Хорошо, что не в голову.
— Хорошо. Иначе вам было бы нечем есть.
— И думать.
— Есть вкуснее. От мыслей часто бывает меланхолия и запои у некоторых.
— Всё иронизируете?
— А разве нельзя?
— У нас с вами, Елизавета Васильевна, какой-то странный разговор получается.
— Это потому, что вы увиливаете от оплаты, — с трудом удерживая серьёзное выражение, произнесла я. — Ведуньи просто так не работают. Врачи, насколько помню, тоже.
— Хм… И чего вы потребуете?
— Научите меня верховой езде. Никак не могу забыть самодовольную морду Принцессы. Я — человек! Венец божьего творения! А тут какая-то кобыла мне условия ставит. Поблагородней Кабылиной будет, но всё равно обидно.
— С удовольствием. Когда начнём?
— Прямо сейчас, Илья Андреевич. Вам не мешает проветриться после стольких дней в духоте.
— Такое ощущение, что это вы врач, а не я.
— Мне просто очень понравился ваш рабочий стол и кресло. Поэтому тихонечко к ним подбираюсь.
— Сдаюсь! — рассмеялся он. — Седло вместо кресла? Я согласен! Тем более так у меня тоже появится шанс поёрничать над неопытной наездницей на законных основаниях. Но предлагаю немного повременить: скоро обед и служба в храме. Обед пропустить ещё можно, а вот за игнорирование церкви Ворона натурально заклюёт.
— Так уж и быть. А вы не забудьте немного привести себя в порядок. Я-то уже начинаю привыкать, а вот кони могут испугаться. Всего хорошего!
Сразу же после службы князь взял меня под руку у ворот церкви и повёл в сторону конюшен, под внимательными взглядами пациенток.
— Кажется, я только что нажила себе кучу врагов, — призналась я.
— Бросьте. Уверен, что успели это сделать намного раньше, — “успокоил” меня он.
— Но сейчас не простых, а лютых. Так демонстративно обратить на меня внимание перед дамами, большинство из которых в вас влюблены — это слишком.
— И вы тоже влюблены?
— Я же сказала — большинство, а не все. Но если подобное вас расстраивает, то можете найти утешение в объятиях баронессы Витковской.
— Не напоминайте мне о ней, — поморщился Елецкий. — С баронессой я общаюсь исключительно в присутствии нескольких монахинь, дабы избежать домогательств. Но Витковская очень изобретательная и настойчивая особа. Признаться, я её немного побаиваюсь. До сих пор не могу привыкнуть, что столь прекрасное тело имеет настолько испорченное создание.
— О! Вы видели даже её тело?
— Повторюсь: она очень изобретательна во всём, что касается мужчин.
— А графиню Зобнину не боитесь?
— К ней давно нашёл подход. А вот вам, Елизавета Васильевна, нужно быть аккуратнее. Насколько мне известно, в списке личных врагов вы у Зинаиды Борисовны на первом месте. Она пока не придумала, как вам отомстить, но обязательно попытается это сделать.
Так, за разговорами мы и дошли до конюшен. Увидев меня, стоящая в стойле Принцесса сразу оживилась, предвкушая очередную потеху. Посмотрела с таким видом, будто бы примеривается, как половчее сбросить с себя неумёху, посмевшую залезть в седло. Мне от этого стало немного не по себе.
— Не волнуйтесь, — шепнул мне на ухо Илья Андреевич. — Животные чувствуют страх и поэтому считают себя главнее, раз их боятся.
— По мне так заметно?
— Да. Держите яблоко. Если не можете укротить лошадь, то подружитесь с ней. Угостите Принцессу.
— А она мне руку не откусит?
— Поверьте, яблоко для неё намного предпочтительнее. К тому же Принцесса очень добродушная.
— Боюсь представить строптивого коня.
— Это мой Туман.
— Ну, не знаю. С виду очень воспитанный конь.
— Когда я рядом. Но в остальное время не каждый конюх рискнёт к нему подойти.
— Неожиданно. Вы с ним подружились или…
— Или кто-то мне заговаривает зубы, оттягивая момент общения с Принцессой, — с лёгкой укоризной перебил меня князь.
— И это тоже, — вздохнула я. — Ладно. Сама напросилась.
Подойдя к стойлу, демонстративно достала яблоко. Увидев его, лошадь тут же вытянула вперёд шею и почти трубочкой сложила губы. Явно выпрашивает угощение. Но я торопиться не стала. Поводив около её морды вкусняшкой, сама впилась зубами в зелёный бок яблока. Такой обиды и разочарования в лошадиных глазах до этого мне не приходилось видеть.