Странник в землях духов
Шрифт:
Всем, кого я находил готовым выслушать, я давал какое-то слово надежды, какую-то мысль, чтобы ободрить или помочь найти истинный путь из этой страны, и так проходил через неё и отправлялся в Страну скряг – землю, отданную только им, ибо мало кто сочувствует настоящим скрягам, кроме тех, кто разделяет их всепоглощающее желание копить просто ради удовольствия копить.
В этой стране жили тёмные кривоногие существа с длинными когтистыми пальцами, которые рылись в чёрной земле, как хищные птицы, в поисках шальных золотых зёрен, которые тут и там вознаграждали их труды; а когда они находили их, то заворачивали в маленькие кошельки, которые носили с собой, и клали на грудь, чтобы они лежали рядом с сердцем, как самая дорогая для них вещь. Как правило, это были одинокие, уединённые существа, которые инстинктивно избегали друг друга, чтобы их не лишили заветного сокровища.
Здесь я не нашёл ничего, что мог бы сделать. Лишь один одинокий человек на мгновение прислушался к моим словам, после чего вернулся к своим поискам сокровищ в земле, настороженно наблюдая за мной, пока
Из страны Скряг я спустился в тёмную сферу, которая действительно была ниже земли, в том смысле, что её духовные обитатели были ещё ниже, чем обитатели земного плана.
Здесь всё было очень похоже на Страну Беспорядков, только духи, обитавшие здесь, выглядели ещё хуже и деградировали. Здесь не предпринималось никаких попыток возделывать землю, а небо над головой было почти тёмным, как ночь, и свет был только таким, что позволял им видеть друг друга и предметы рядом с ними. Если в Стране Беспорядков были только ссоры, недовольство и ревность, то здесь были жестокие драки и ожесточённые ссоры. Здесь были азартные игроки и пьяницы. Здесь были букмекеры, карточные шулеры, коммерческие мошенники, распутники и воры всех мастей, от вора из трущоб до его образованного коллеги в высших кругах земной жизни. Здесь находились все, чьи инстинкты были развратными или распущенными, все, кто был эгоистичен и деградировал в своих вкусах, а также многие, кто мог бы находиться в более высоком состоянии духовной жизни, если бы постоянная связь на земле с этим классом людей не ухудшила и не деградировала их до уровня их товарищей, так что после смерти они тяготели к этой тёмной сфере, влекомые узами связи. Именно к этому последнему классу я был послан, ибо среди них была надежда, что всякое чувство добра и права не угасло, и что голос того, кто взывает к ним в пустыне их отчаяния, может быть услышан и привести их обратно в лучшую землю.
Убогие дома или жилища этой мрачной Страны Страданий были во многих случаях большими просторными помещениями, но на всех них лежала печать нечистоты, грязи и упадка. Они напоминали большие дома, которые можно увидеть в некоторых наших трущобах, некогда красивые особняки и прекрасные дворцы, обитель роскоши, ставшие пристанищем самых низких пороков и преступлений. Тут и там встречаются большие одинокие участки страны с несколькими разбросанными жалкими домами, просто лачугами, а в других местах здания и люди теснятся вместе в больших мрачных деградирующих копиях ваших больших земных городов. Повсюду царили убожество, грязь и жалкое состояние; нигде не было ни одной яркой, красивой или благодатной вещи, на которой мог бы остановиться взгляд во всей этой сцене запустения, созданной духовными эманациями от тёмных существ, обитавших там.
Среди этих жалких обитателей я бродил со своей маленькой звездой чистого света, такой маленькой, что она была лишь яркой искрой, мерцающей в темноте, когда я двигался, но вокруг меня она проливала мягкий бледный свет, как от звезды надежды, которая сияла для тех, кто не был слишком ослеплён своими эгоистичными злыми страстями, чтобы увидеть её. То тут, то там я натыкался на тех, кто сидел в дверном проёме или у стены, или в какой-нибудь убогой комнате, кто пробуждался настолько, чтобы посмотреть на меня с моим светом и послушать слова, которые я говорил им, и начинал искать лучший путь, путь возвращения в те высшие сферы, из которых они выпали своими грехами. Некоторых я мог побудить присоединиться к моей работе по оказанию помощи другим, но, как правило, они могли думать только о своих страданиях и стремиться к чему-то более высокому, чем их нынешнее окружение, и даже это, как бы мало это ни казалось, было одним шагом, а за ним вскоре последовал бы следующий – подумать, как помочь другим.
Однажды в своих скитаниях по этой стране я оказался на окраине большого города посреди широкой пустынной равнины. Почва была чёрной и засушливой, больше похожей на те огромные кучи шлака, которые можно увидеть возле металлургических заводов, чем на что-то другое, с чем я мог бы сравнить её. Я находился среди нескольких ветхих, полуразрушенных домиков, которые образовывали своего рода границу между несчастным городом и пустынной равниной, когда мои уши уловили звуки ссоры и крики, доносившиеся из одного из них, и любопытство заставило меня приблизиться, чтобы посмотреть, о чём, может быть, спор и нет ли здесь кого-нибудь, кому я мог бы помочь.
Он был больше похож на сарай, чем на дом. Во всю длину комнаты стоял большой грубый стол, а вокруг него на грубых деревянных табуретках сидело около дюжины мужчин. Какие мужчины! Назвать их так – почти оскорбление мужественности. Они больше походили на орангутангов, в их грубых раздутых искажённых чертах были выражены разновидности свиней, волков и хищных птиц. Такие лица, такие бесформенные тела, такие искажённые конечности – я никак не могу их описать! Они были одеты в различные гротескные и потрёпанные подобия своих прежних земных нарядов, одни по моде вековой давности, другие в более современные одежды, но все одинаково потрёпанные, грязные и неопрятные, волосы взъерошены, глаза дикие и пристальные, светящиеся то яростным светом страсти, то угрюмым огнём отчаяния и мстительной злобы. Тогда мне показалось, что я достиг самой глубокой ямы ада, но с тех пор я видел область ещё ниже – гораздо более чёрную, гораздо более ужасную, населённую существами настолько более свирепыми, настолько более низкими, что рядом с ними они были приручёнными и человеческими. Позже я подробнее опишу этих низших существ, когда перейду к той части моих странствий, которая привела меня в их царство в низшем аду, но духи, которых я сейчас видел дерущимися в этом домике, ссорились из-за мешочка с монетами, лежавшего на столе. Он был найден одним из них, а затем отдан для игры всей компанией. Спор, похоже, возник из-за того, что каждый хотел завладеть им сам, не обращая внимания на права других. Это был просто вопрос сильнейшего, и они уже угрожали друг другу в жёсткой форме. Нашедший деньги, или, скорее, духовный аналог наших земных денег, был молодым человеком, не старше тридцати лет, я бы сказал, который всё ещё обладал остатками хорошего внешнего вида, и, если бы не следы, которые рассеянность оставила на его лице, он казался бы непригодным для своего нынешнего окружения и деградировавших товарищей. Он утверждал, что деньги принадлежат ему, и, хотя он отдал их для честной игры, он возражал против того, чтобы кто-то их у него отнял. Я почувствовал, что мне здесь нечего делать, и под дикий хор возмущённых возгласов и протестов, что они «полагают, что могут сказать, что честно, так же, как и он», я повернулся и ушёл от них. Я прошёл совсем немного и был уже почти напротив другой заброшенной лачуги, когда вся эта дикая компания выскочила из домика, борясь друг с другом, чтобы подобраться к молодому человеку с мешком денег, которого самый главный из них бил и пинал, пытаясь отнять его. Одному из них это удалось, после чего они все набросились на него, а молодой человек вырвался от них и стал бежать ко мне. Через мгновение поднялся дикий крик, чтобы поймать его и избить как самозванца и обманщика, так как в мешке не было золота, а были только камни, а деньги, как сказочное золото в сказках, превратились не в засохшие листья, а в твёрдые камни.
Не успел я это осознать, как несчастный юноша вцепился в меня и стал взывать, чтобы я спас его от этих дьяволов; а всё это надвигалось на нас в горячей погоне за своей жертвой. Быстро, как мысль, я бросился в пустую лачугу, которая давала нам единственную надежду на убежище, таща за собой несчастного юношу, и, захлопнув дверь, прижался к ней спиной, чтобы не впустить наших преследователей. Боже мой! Как они орали, бились, грохотали, пытались выбить дверь, а я напрягал все силы духа и тела, чтобы не пустить их! Я не знал этого тогда, но теперь знаю, что невидимые силы помогали мне и удерживали эту дверь до тех пор, пока они, обескураженные и рассерженные тем, что не смогли сдвинуть её с места, не ушли, чтобы поискать новую ссору или волнение в другом месте.
Глава VII. История Рауля
Когда они ушли, я повернулся к своему спутнику, который сидел, сбившись в кучу, почти оглушённый, в одном углу хижины, и, помогая ему подняться, предложил, что если он сможет немного пройтись, то нам обоим будет лучше покинуть это место на случай, если эти люди вздумают вернуться. С большим трудом и болью я поднял его и медленно помог ему добраться до безопасного места на тёмной равнине, где, если мы и не были укрыты, то, по крайней мере, не подвергались опасности быть окружёнными. Затем я постарался облегчить его страдания, используя методы, которым научился за время пребывания в Доме Надежды, и через некоторое время бедняга смог заговорить и рассказать о себе и о том, как он оказался в этой мрачной стране. Как оказалось, он совсем недавно покинул земную жизнь, будучи застреленным человеком, который ревновал его к жене, и не без причины. Единственным искупительным моментом в истории этого бедного духа было то, что он, бедная душа, не испытывал ни гнева, ни желания отомстить человеку, который поторопил его с уходом из жизни, но только горе и стыд за всё это. Больше всего его ранило и открыло глаза на его деградацию открытие, что женщина, ради любви которой всё это было сделано, была настолько чёрствой, настолько эгоистичной, настолько лишённой всякого истинного чувства любви к ним обоим, что она была занята только тем, как это повлияет на неё саму и её положение в мире моды, и ни одной мысли, кроме злости и раздражения, она не высказала ни своему несчастному мужу, ни жертве его ревнивого гнева.
«Когда», – сказал молодой человек, которого я буду называть Раулем, – «когда я узнал, что действительно умер, но обладаю способностью вернуться на землю, моей первой мыслью было полететь к ней и утешить её, если это возможно, или, по крайней мере, дать ей почувствовать, что мёртвые ещё живут, и что даже в смерти я думаю о ней. И как вы думаете, как я нашёл её? Плачущей по мне? Горевавшей о мне? Нет! Ни на йоту. Только думала о себе и желала, чтобы никогда нас не видеть, или чтобы одним переворотом вычеркнуть нас обоих из своей жизни и начать жизнь заново с кем-то другим, стоящим в социальной шкале выше, чем мы оба. Шелуха упала с моих глаз, и я понял, что она никогда не любила меня ни на йоту. Но я был богат, я был из знати, и с моей помощью она надеялась подняться ещё на одну ступеньку социальной лестницы, а сама добровольно превратилась во взрослую женщину, не из-за любви ко мне, а ради мелкого триумфа – одержать победу над какой-то соперницей. Я был всего лишь бедным слепым дураком, и моя жизнь заплатила за мою глупость. Для неё я был лишь неприятным воспоминанием о том горьком позоре и скандале, который выпал на её долю. Тогда я в горечи бежал с земли, куда угодно, мне было всё равно, куда. Я сказал, что больше не буду верить ни в добро, ни в правду, и мои дикие мысли и желания привели меня в это тёмное место и к этим деградировавшим гулякам, среди которых я нашёл родственные души тем, кто был моими паразитами и льстецами на земле, и среди которых я растратил своё состояние и потерял свою душу».