Странники в ночи

Быстров Андрей Михайлович

Автобус подкатил через минуту, как по заказу - громадный, новый, мерседесовский, и на секунду Ане почудился тот самый дракон. Но нет, никаких драконов - над кабиной водителя Аня увидела не лежачую восьмерку, а нужный ей номер. На этом автобусе она доедет до узловой станции, где пересядет уже на автобус, идущий в аэропорт.

Двери распахнулись, Аня поднялась в салон. Двое молодых людей в синих костюмах уселись в свою машину, готовые следовать за ней хоть в пекло. Автобус тронулся, свернул на перекрестке, набрал скорость.

4

– Дон Альваро, она входит в автобус, - сказал Айсман, сидевший за рулем "Форда".

Хотя он не включал

никаких радиоустройств, Агирре услышал его за много километров. Слова "дон Альваро" были паролем, открывавшим трансцендентную линию прямой связи, которую оберегала магическая сила Меча Единорога.

– Я знаю, - голос Агирре отчетливо прозвучал отовсюду.
– Она возвращается. Отныне она - не ваша забота, Виктор. Ваша забота - он. Вы видели, как он совершил переход?

– Не самый момент перехода. Его заслонил автобус... Но я видел начало.

– Хорошо. Сейчас он в Компвельте, это - первое искушение. Возможно, первого окажется достаточно, и он там и застрянет, но я слабо в это верю. Мне нужно, Виктор, чтобы вы преследовали его везде, в каждом из миров, куда бы он ни добрался. Я не могу быть всюду, а мне не помешает полная информация... Но только ради информации я не стал бы давать вам это задание. Я не исключаю вашего активного участия в событиях. Вы знаете, что нужно делать для перехода. Меч Единорога поведет вас.

Ученик слушал спокойный голос учителя, но сам-то он не был спокойным, да и не выглядел таковым. Запредельный холод и лихорадочный жар попеременно охватывали Айсмана. Приказ дона Альваро не свалился на него как снег на голову, он был предупрежден, он учился, готовился и ждал, и все-таки... Проникнуть в чужие миры! По сравнению с этим испанская миссия смотрится бледновато...

– Вы хотите, чтобы я шел теперь же?
– как Айсман ни заставлял себя контролировать интонации, полностью унять волнение ему не удалось. Действительно ли он услышал сухой смешок или это разгулялось воображение? Скорее второе, потому что уравновешенный тон ответа Агирре как будто не выдавал эмоций.

– Да, немедленно.

– Я получу подробные инструкции?

Вот теперь смешок донесся несомненно.

– Какие инструкции, Виктор? Я там не был. По поводу чего же я могу вас инструктировать?

– Но, дон Альваро... Там все другое! Ход времени, воздух, язык, на котором говорят обитатели...

Агирре немного помолчал.

– Ход времени, да, - сказал он наконец.
– Разумеется. Там проходят месяцы, у нас может пролететь секунда. Или неделя, не знаю. Но это неважно.

– Неважно?

– Для нас с вами. Мы связаны трансцендентной линией Меча Единорога, она вне времени и пространства.

– Я упустил это из вида, - пробормотал Айсман с облегчением.
– Но остальное...

– Что? Язык, воздух? Но, Виктор, Меч Единорога не только отворит для вас двери на границах миров, он сделает вас ЧАСТЬЮ этих миров. С вами произойдет то же, что уже произошло с Карелиным. Вселенная едина, различия не слишком значительны. По крайней мере, они укладываются в рамки возможностей Меча Единорога - я имею в виду те миры, что подвластны ему. Совершенный же ключ сокрыт в тайнах Великого Шианли... Но пока, на данном этапе, он вам и не нужен. Меч Единорога изменит вас. Вы будете понимать слова, вы будете дышать чужим воздухом - до возвращения. Неужели я не объяснял вам этого?

– Я вспоминаю, что...

– Вот и отлично, - перебил Агирре.
– Не теряйте попусту земного времени.

– Но если я стану частью другого мира, - заторопился

Айсман, - значит ли это, что если я встречу, например, чудовище... Обычное там, как собака у нас... Буду ли я знать, как обращаться с ним, как уберечься от него?

На сей раз Агирре молчал дольше.

– Не знаю, - задумчиво произнес он.
– Может быть... Иногда. Это другой мир. Все может произойти, и вам придется полагаться на себя. Помните то, что я сказал. Различия не столь значительны... В сущности, везде одно и то же... Вы справлялись здесь, справитесь и там. Но помните и другое. Как бы ни разворачивались события, не причиняйте Карелину вреда. Вы - это я, и если вы поступите так, мы навсегда потеряем Великий Шианли.

– Никакого вреда? Это трудно... То есть, трудно порой знать, что есть вред. Можно навредить и добрым словом, а можно принести человеку благо ударом по лицу.

Агирре издал негромкое одобрительное восклицание.

– Мои уроки не прошли даром, - заметил он.
– Вы не тот, что раньше, и я рад этому... Что ж, если вы глубоко понимаете смысл собственного утверждения, не вижу, чему ещё я могу вас научить. Только одно: будьте всегда осмотрительны.

– Да, дон Альваро, - сказал Айсман со сдержанной гордостью.

– Грань понятия вреда, - медленно продолжал Агирре, - это исключительно тонкая и сложная материя. Но если я верно трактовал её вслед за Кассиусом... А я надеюсь, что это так... Я не перешел эту грань. Я провел Карелина над самой пропастью здесь на Земле, я позволил ему заглянуть, но не дал сорваться - и я рассчитываю, что его притянет рай внешних искушений.

Агирре не произнес больше не слова, и Айсман каким-то образом понял, что эта тишина - окончательная. Он вышел из машины, облокотился на открытую дверцу. Едва ощутимый ветерок был приятен для его кожи. Айсман смотрел в сторону детской площадки, щуря единственный глаз, - туда, где столбики качелей означали для него ворота в Неведомое.

Далеко, очень далеко от него Альваро Агирре встал из-за письменного стола, за которым вел беседу с учеником. Он думал о своих последних словах, об искушениях, через какие пришлось пройти ему самому. "Рай внешних искушений", сказал он Айсману. Да, внешних по отношению к миру земных людей, но и только. Подлинное искушение никогда не бывает внешним, оно живет внутри человека. И оно никогда не бывает раем... Лишь обителью демонов.

5

Андрей стоял в центре комнаты, если это название подходило к пустому кубическому помещению двухметровой высоты (так как это был именно куб, упоминать о длине и ширине излишне). Отполированные до блеска гладкие стены, пол и потолок зеркально сверкали, но было видно, что они сделаны из металла, а не из стекла. Ни дверей, ни окон, ни предметов обстановки, ни какой-нибудь кнопки или замочной скважины, ничего. Андрей не увидел даже источника света, хотя свет, белый и довольно яркий, равномерно заливал внутренность куба. Здесь было холодно - не слишком, но ощутимо, и Андрей инстинктивно поежился. Отстраненный холод словно расставлял его мысли в клеточках шахматной доски. Минуту назад он сидел на качелях; теперь он тут, где за стенами что-то тихо гудит. Он думал об Ане, о несостоявшейся встрече, но без тревоги и тоски. Где бы он ни очутился, Ани здесь нет - это непреложный факт. И другой факт, столь же непреложный, - Аня стала частью Андрея, и она не перестанет ею быть. Правда, лишь в поэтическом смысле, но... Как утверждал Экклезиаст, есть время для каждой вещи и вещь для каждого времени. Посмотрим, как отсюда выбраться.