Странники в ночи
Шрифт:
– Великий Шианли?
– Ключ к вечности, к пространствам и временам, к овладению энергией Империи Эго, к истинной Вселенной. Я расскажу вам об этом позже... Хотите стать моим резидентом на Земле? Наша планета обладает мощным нераскрытым потенциалом. Хотя, полагаю, эта должность скоро наскучит вам... Тому, чьи возможности практически безграничны, вряд ли захочется посвятить себя чему-то одному. Но я забегаю вперед. Пока у меня нет Шианли, и путь к нему непрост.
– Кто вы?
– вдруг спросил Айсман.
Ардатов улыбнулся так, словно хотел показать - не так-то легко будет ответить.
– Мое настоящее имя - Альваро Агирре, но
Он обошел растерянного Айсмана и спрятал бутылку в шкаф.
– Вы не до конца верите мне, - заметил он, поворачивая ключ в замочной скважине.
– Хотите поверить и боитесь. В самом деле, где доказательства? Ваше имя, телепередача, дверь? Ерунда. Два-три технических трюка средней сложности плюс желание разыграть вас. Верно?
Айсман как-то неопределенно наклонил голову. Ардатов засмеялся.
– Вижу, вы голодны. Приглашаю вас в ресторан... Нет, зачем же. Вы не из тех, кто любит ходить по ресторанам. Поедем лучше ко мне домой, там и побеседуем. Уверяю вас, вы получите доказательства.
32
Со дня памятного посещения книжного магазина миновала неделя, и почти каждый день Аня проходила мимо, но всегда по другой стороне улицы. Она не могла решиться не только зайти в магазин вторично, но даже приблизиться к дверям... Она лишь проявила внимание к табличке с названием улицы. Название было двойным - сверху большими буквами значилось "Дворянская", ниже, помельче - "Ленинская".
Вот и сегодня Аня стояла на противоположной стороне, глядя на витрины книжного магазина. Блестящие стекла отражали солнечный свет, и взгляду было трудно проникнуть внутрь, но Ане показалось, что вместо Кассинского за дальним прилавком хлопочет какая-то девушка.
Спешащие пешеходы задевали, толкали Аню, раздраженно бранились. К ней, застывшей посреди тротуара, приглядывался милиционер... Надо было уходить, а уходить не хотелось - ведь может статься, именно сегодня удастся собраться с духом.
Аня оглянулась и увидела вывеску над ведущей в подвал каменной лестницей - "Восточный стиль". Так тому и быть, осмотрим пока восточные красоты, тем более они как раз напротив книжного магазина.
Спустившись по широким ступеням, Аня толкнула дверь. Вместе с нежнейшим звоном индийских колокольчиков её приветствовала, приняла в объятия теплая волна благовонных ароматов, над которыми витали негромкие кришнаитские напевы. Ане сразу стало хорошо и спокойно в маленьком зале магазина "Восточный стиль", напоминавшем изнутри рождественскую елку из-за множества блистающих разноцветных огней и электрических стеклянных шаров, где извивались малиновые молнии. Наклонный стенд у входа демонстрировал отшлифованные медные пластинки-амулеты, оберегавшие, если верить пояснительным текстам, буквально от всего на свете, кроме разве что двух извечных российских бедствий - плохих дорог и дураков. Далее высились горки с изысканным фарфором и светильниками - эти светильники были разными, как впечатляющих размеров, так и величиной с жука, выполненными с фантазией, которая могла и напугать. Деревянные божки, бронзовые статуэтки, маски, кальяны, мундштуки, браслеты и кольца располагались не только там, где можно, но и там, где по всем правилам совсем уж нельзя. Отдельная витрина предназначалась для ароматических
Прозвенели колокольчики над входной дверью, и в зале появился скромно одетый человек лет пятидесяти с правильными чертами лица. Аня заинтересовалась им, но отнюдь не в том смысле, какой в это обычно вкладывают. Она каким-то образом почувствовала необычность этого человека и его уместность в этом зале, среди сокровищ Востока. Она легко могла вообразить его Гаруном-аль-Рашидом давно прошедших, таинственных и романтических времен... (Дальнейшие события в магазине "Восточный стиль" показали, что он совсем не Гарун-аль-Рашид, во всяком случае, не так богат).
Незнакомец остановился у застекленной витрины и долго смотрел на выставленную там композицию, изображавшую превращения бабочки - гусеница, куколка и наконец, собственно бабочка во всей красе. Крылья бабочки усеивали аметисты и сапфиры, глазки гусеницы были сделаны из миниатюрных рубинов, а усики покрывали крохотные алмазы. Налюбовавшись вволю, а может быть, приняв какое-то нелегкое для себя решение, незнакомец глубоко вздохнул и направился к одному из прилавков, оказавшись рядом с Аней.
– Добрый день, Александр Константинович, - поздоровался продавец, рыхлый пожилой мужчина с ужимками, заставлявшими задуматься о его сексуальной ориентации.
– Здравствуйте, - рассеянно ответил тот, кого назвали Александром Константиновичем.
– Ваза ещё у вас?
– Да вот она...
– Ох... Не заметил от волнения!
– Неужели решились?!
Александр Константинович кивнул. Тогда продавец поставил перед ним изумительной красоты китайскую фарфоровую вазу, покрытую тончайшей росписью, довольно большую - сантиметров сорока в высоту и двадцати в диаметре.
– Вы ведь знаете, сколько она стоит, - напряженно сказал продавец.
И вновь Александр Константинович тяжко вздохнул, как раньше у витрины с бабочкой.
– Увы... Я говорил вам, что знаком с её прежним владельцем? Он твердо обещал продать её мне. Но пока я копил деньги, занимал где мог... Я его не виню, всякое терпение лопнет. Вот, сдал он её в ваш магазин, а у вас она стала ещё дороже.
– Очень жаль, - произнес продавец с оттенком сочувствия.
– Но мы не можем нести убытки, мы ведь сразу выплатили владельцу деньги. Вообще-то мы так делаем крайне редко, только если речь идет о выдающихся произведениях искусства. Таких, как эта ваза.
Наблюдая за тем, как Александр Константинович пересчитывает толстую пачку денег, состоявшую и из совсем новеньких, и весьма потертых и замусоленных ассигнаций (видно было, что деньги собраны по крохам то там, то тут), продавец не выдержал.
– Может, передумаете? Зачем она вам, вы же не коллекционер... Время-то какое трудное! Вам этих денег для жизни надолго хватит, и долги вернете, чтоб не висели.
Отрицательно качнув головой, Александр Константинович ответил:
– Нет. Я одинок, мне не нужно заботиться о семье, но и обо мне некому позаботиться. Тоскливо, холодно... А это - красота. Посмотришь на нее, и на душе светлее становится, и не так уже гнетут мысли о грядущей старости...