Странники в ночи
Шрифт:
– Я не спрашиваю, за что вас выгнали из школы, - тон Ардатова стал очень теплым, почти отеческим, - но верю, знаю: не за какие-то неблаговидные поступки. Жалеете? Учить детей - ваше призвание?
Аня призадумалась.
– Не знаю. Вряд ли, - ответила она наконец.
– Не больше, чем набирать тексты на компьютере.
– Вы могли бы выйти замуж.
– Что?
– Многие женщины так устраивают свою жизнь.
– О, многие, да... Но я не верю, что человек может быть счастлив за счет холодной, рассудочной эксплуатации другого человека,
– При чем тут счастье? Это отдельная тема.
– Да, разумеется. Престижный муж покупает красивую жену... Или наоборот... А может, двое карьеристов друг друга двигают, объединяются против конкурентов. Наверное, ничего плохого тут нет. Они довольны, им удобно... Но какое отношение это имеет ко мне?
– Вижу, что никакого, - сказал Ардатов и замолчал.
Молчала и Аня, а в её мыслях полыхала ослепительно белая строка на аспидно-черном фоне.
ЧТО-ТО НАЧИНАЕТСЯ
Эта строка беспокоила, раздражала Аню, потому что она была не к месту, она была ни при чем - псевдозначительная фраза из какого-нибудь западного романа или фильма. Ничего не НАЧИНАЛОСЬ, но что-то ПРОДОЛЖАЛОСЬ. Что-то, начавшееся давным-давно,
/пятьсот лет назад/
вступало в новый, пугающий этап. Аня не знала, она и догадываться не могла, связано ли это ЧТО-ТО с Александром Константиновичем Ардатовым, человеком, пожертвовавшим мечтой ради спасения никчемной жизни, и если связано, то как. НЕЧТО, скрытое за непроницаемой завесой будущего...
34
Ардатов, как и Аня, обитал в доме сталинской постройки с высокими потолками и толстыми стенами. Поднявшись на четвертый этаж, Аня заколебалась, прежде чем позвонить у простой деревянной двери без всякой отделки, потом решительно нажала кнопку.
Где-то в глубине квартиры задребезжал звонок. Дверь отворилась почти сразу - на пороге стоял Ардатов, одетый незатейливо, но все же не по-домашнему, а в рамках светских приличий.
– Здравствуйте, Аня, - буднично сказал он, точно они не вчера познакомились, а знали друг друга много лет и запросто захаживали на огонек.
– Проходите, устраивайтесь, а я сейчас кофе приготовлю. Или лучше чай?
– Что вы, то и я, - отозвалась Аня, радуясь отсутствию ложной многозначительности в этой встрече. Впрочем, она и не ожидала от Ардатова замашек доморощенного донжуана, иначе не пришла бы сюда.
Проводив Аню в гостиную (остальные две комнаты, вероятно, служили кабинетом и спальней), Ардатов удалился на кухню. Аня рассматривала старую мебель - не старинную, а старую, основательную и удобную, купленную когда-то не ради фанфаронства, - и книги, книги вдоль стен. Их было столько, что и беглое ознакомление с библиотекой Ардатова потребовало бы нескольких часов. Аня успела обратить внимание на то лишь, что среди книг совершенно не попадалось изданий последних лет в глянцевых обложках. За приоткрытой дверью в кабинет виднелся компьютер - не из новых, навороченных, а скорее всего четверка или даже тройка, машина не для развлечений, а для каждодневной работы. Краска
На тумбочке у телевизора Аня увидела деревянную шкатулку. Она подошла поближе, чтобы хорошенько разглядеть её, и отшатнулась в испуге. С резной крышки скалился омерзительный монстр, воплощение зла и ужаса. Конечно, изумительная работа, но... Аня не стала бы держать в своем доме такое произведение искусства. Красные, словно горящие собственным огнем, а не отражающие дневной свет глаза... Рубины? Едва ли, тогда стоимость шкатулки и представить страшно. Но может быть, это подарок или наследство, память о ком-то из близких людей?
Над шкатулкой, между пианино и телевизором, висела единственная в комнате картина - портрет мужчины с надменным лицом, в ярко-синем камзоле и пышном парике. Он был бы очень похож на Ардатова, если бы не темные, бездонные, завораживающие глаза и выражение безграничного презрительного превосходства.
Пока Аня изучала портрет, вошел Ардатов с подносом, на котором дымились две чашки с горячим кофе.
– Что вы о нем думаете?
– он поставил поднос на журнальный столик.
– О портрете или о том, кто изображен?
– спросила Аня, не отводя взгляда от картины.
– Сам портрет как художественное произведение малоинтересен, небрежно сказал Ардатов.
– Работа забытого ныне англичанина Уильяма Ярроу, парадного живописца начала восемнадцатого века. Портреты Ярроу и тогда ценились не слишком высоко, но надо отдать ему должное, проникнуть в суть оригинала он умел... Вам с сахаром?
– Что?
– Кофе с сахаром?
– Да, две ложечки...
– Так что вы скажете об этом человеке?
– Он ужасен, - тихо ответила Аня и процитировала: - "Он весь как божия гроза"... Кто-то из ваших предков? Нет, невозможно...
Ардатов остановился перед портретом, за спиной у Ани.
– Разумеется, нет, - произнес он.
– Сходство чисто случайное. Должно быть, именно из-за сходства с нашими фамильными чертами мой прапрадед и приобрел в свое время этот портрет...
– И вы не знаете, кто это?
– Почему же, знаю, - Ардатов жестом пригласил Аню за столик, и она покорно села.
– Это английский аристократ, лорд Алистер Арбетнот, граф Эшбери.
– Не хотела бы я познакомиться с этим графом, - призналась Аня.
– Да?
– Ардатов засмеялся.
– Я вас понимаю... Но самое любопытное заключается в том, что и современники графа Эшбери его побаивались. О нем ходило множество темных слухов и легенд. Одна из них гласила, что граф Эшбери - на самом деле испанский инквизитор Альваро Агирре, наказанный бременем бессмертия за свою жестокость и обреченный скитаться по странам и временам. Но однажды его полюбит прекрасная женщина, и он станет свободным...
– Какая жуткая и романтическая легенда!
– воскликнула Аня.
– Но что значит - станет свободным? Он умрет?