Странники
Шрифт:
— А ты настройку покрутил?
Не отвечая, Царьков нащупал пальцами колесико настройки и принялся его вращать в поиске нужной частоты передачи. Ровный фоновый шум, издаваемый приемником, не прекращался какое-то время, и у Шумилова создалось впечатление, что его коллега прав — прибор, действительно, не работает. Но вдруг, глухое шипение сменилось другими звуками: в динамике раздалось шарканье шагов, а затем покашливание Шумилова.
— Раз, раз, раз — произнес Шумилов и в комнате, усиливаемый динамиком, громко зазвучал его голос. — Вот видишь, все работает!
Но позвонить они не успели. На столе Царькова зазвонил телефон прямой связи с заместителем начальника Управления полковником Дроздом. Он вызывал Царькова по какому-то неотложному вопросу.
— Вы посидите пока, Николай Поликарпович — сказал извиняющимся тоном Царьков, — не думаю, что это надолго. Скоро вернусь.
— Да нет проблем! — пожал плечами Шумилов, откидываясь в кресле, — я пока подремлю.
Он прикрыл глаза, услышал, как хлопнул дверью своего кабинета Царьков, и принялся прикидывать, куда прикрепить «жучок», так, чтобы депутат Гнедых потаскал его сегодня с собой целый день.
То, что он показывал фокусы Царькову — ничего не значило. Тот был прав, всё это попахивало авантюрой. Единственное, чем себя оправдывал Шумилов — отсутствием времени. Время это категория оперативная, это серьезный фактор корректирующий ход и темп любой операции. Отсутствие времени или его катастрофический недостаток всегда может оправдать оперативника в глазах начальства. Это если рассуждать абстрактно. Поймет ли начальство его, Шумилова, в данной ситуации, полковник не знал.
Он внезапно вспомнил, что у жены Ларисы сегодня день рождения. Открыв глаза, Николай Поликарпович посмотрел на часы «Ориент», которые приобрел совсем недавно вместо своих старых «Командирских», еще советских.
Можно было позвонить Ларисе на работу, поздравить её сейчас, а то потом будет некогда, он это чувствовал. Пересев в широкое удобное кресло Царькова, Шумилов взял трубку городского телефона и принялся набирать московский номер.
— Мы уже говорили с вами на эту тему, Николай Поликарпович — сказал Гнедых, заглядывая в бумажку, где у него были записаны данные на полковника ФСБ, — я ничего от Полупанова не получал и ничего ему не давал, это всё ваши домыслы. Я вообще, могу подать запрос в Думу о вашей деятельности, и ваши начальники будут держать ответ. У них будет бледный вид!
Гнедых поднялся с кресла и открыл створку окна, сразу пахнул весенний свежий ветер. С улицы донесся шум машин.
— А вы не пугайте! — сказал Шумилов.
Он уже десять минут разговаривал с бизнесменом и взгляд его то и дело опускался на маленький нагрудный карман темно-синего в полоску пиджака, куда следовало незаметно опустить радиомикрофон.
Надо было как-то или чем-то отвлечь его внимание. «Если подняться и пойти к двери? — подумал он.
Депутат пойдет его провожать и в этот момент можно похлопать его по плечу, а затем незаметно подбросить «жучок». А если не пойдет?
«А может во время чаепития?» — взгляд Шумилова скользнул по чашке с чаем, которую перед ним поставила секретарша. Он прикинул, что может опрокинуть на бизнесмена чашку, а суматохой легко воспользоваться. Только где гарантия, что Гнедых после этого не поменяет костюм? Тогда все насмарку.
Пока он раздумывал, их диалог продолжался.
Они напоминали двух ленивых гладиаторов на арене Колизея: медленно и неспешно кружащихся вокруг друг друга, наносящих не смертельные удары всячески оттягивающих время, когда одному из них суждено быть поверженным.
Гнедых нападал на полковника, грозил всякими неприятностями, служебным расследованием, обвинением в превышении должностных полномочий. Шумилов в ответ тоже грозил и давал понять, что вопрос лишения депутатской неприкосновенности этого известного нижегородского бизнесмена не за горами. Но все это произносилось спокойным тоном, без надрыва в выяснении отношений, после которого, спорщики не могут ни пожать руки, ни взглянуть друг другу в глаза без ненависти.
— Мне бы не хотелось ссориться со столь уважаемой организацией — говорил Гнедых с барственной пренебрежительностью, — но вы меня вынуждаете принять меры, превентивные меры! Я обращусь с депутатским запросом к вашему Директору, я привлеку общественность.
— Мы не делаем ничего противозаконного, Анатолий Владимирович. Это наша работа — ничего личного — отвечал спокойный Шумилов.
«Чтобы человек сделал то, что нужно тебе в данный момент, надо его вынудить к этому, — подумал Шумилов, — подвести незаметно, так, будто это решение исходит от него самого. Сложный посыл! Значит, я должен подвести его к тому, чтобы он положил сам себе в карман микрофон?»
Эта забавная мысль заставила его улыбнуться. «Хотя бы не положил микрофон, а снял пиджак — мне этого будет достаточно».
В депутатском офисе было прохладно и надеяться на то, что Гнедых внезапно вспотеет и разденется, не стоило. Время неумолимо шло, приближалось к тому порогу, за которым невозможно выполнить задуманное — надо просто встать и уходить.
«Не перейти ли мне к плану «Б?» — подумал Шумилов — иначе шансов больше не будет».
— Вот вы говорите, не брали кассету у Полупанова — сказал внезапно он, нарушив гладкую речь депутата — а у нас есть определенные доказательства того, что директор ЧОПа был связан с вами. Мы обнаружили кассету, которую покойник забыл отдать вам.
Поднявшись с кресла, Шумилов подошел к вешалке, на которой висела его куртка, и достал из внутреннего кармана футляр с кассетой. Краем глаза он заметил, что Гнедых внимательно наблюдает за ним. Однако, как только Шумилов вернулся к столу, лицо депутата приняло безразличный вид.
— Мне всё равно, что у вас там есть — это гэбэшная провокация. Я так думаю! — сказал он — вы могли сфабриковать все, что угодно. Сейчас это не проблема. Не удивлюсь, если у вас найдется кассета, где человек похожий на меня проводит время в сауне с голыми девочками. Как Скуратов.