Странности любви
Шрифт:
Теперь, после фотографирования, он получил право взять и подержать ее ладошку. Анфиса попыталась оказать сопротивление, но он был от природы цепок. Он не смотрел при этом ей в глаза. Напротив, опустил взгляд. Ему было обидно за нее. У нее не должно было быть таких ладошек. Похоже, она была слишком заботливой и поглощенной своими женскими обязанностями, а так нельзя. Это обычно никто не ценит, этим только пользуются.
Они жили в двадцати минутах ходьбы от метро быстрым шагом. У дома прогуливался большой мужчина. В темноте Трепетову показалось, что это муж. Так и оказалось. Анфиса подошла к нему, что-то сказала, что-то услышала в ответ и
– Муж ждет не меня. Сын уехал на велике еще днем в Серпухов. У него компания любителей дальних поездок. Он только что звонил. Вот-вот подъедет. Хотите, я вас провожу?
Она была какая-то странно радостная.
– Я просила мужа и сына отпустить меня. Они посоветовались. Муж сейчас сказал, что они не будут против, если я встречу новый год с вами.
И тут он наконец-то догнал, какой должна быть главная мысль его книги. Человек должен относиться к своей смерти с любопытством и особенно серьезно учиться этому у порога жизни. Слабое мнение, разделенное даже Цезарем, что самая лучшая – неожиданная смерть, нужно опровергнуть. Он подробно опишет, как это происходит, и что он при этом будет чувствовать. Письменно или устно – это без разницы – он обязательно опишет. Он клянется себе в этом. А Анфиса ему поможет. Она как раз так женщина, что может ему помочь.
Анфиса появилась за два часа до полуночи с полной сумкой вкусностей. Он предъявил свой сюрприз. Рядом с духовкой отстаивался сибирский пирог с щукой. Она предложила начать проводы уходящего года. Ей хотелось захмелеть.
В вечернем платье и в его тапочках она чувствовала себя, как боец без важной части амуниции. Чтобы исправить этот ужас, она вынула из пакета туфельки на высоком каблуке. Он облачился в новый костюм, который лет десять висел ни разу не надеванный, и повязал галстук изящной вязью. А когда в телеке заиграли вальс, показал, что может вращаться в обе стороны. Его элегантность не была старческой, только из головы не выходило: окажется ли он на высоте, когда события подойдут к решающей минуте?
Они сидели за круглым столом, уставленном яствами и свечами, приглядывая, как румянится в духовке пирог. И Трепетов выполнял предновогоднее желание Анфисы – гадал, каким будет ближайшее будущее прекрасной дамы, называя ее в третьем лице.
– Уйдет ли она нему? Ну, разве что в крайнем случае, ради наказания мужа и сына, но потом все равно вернется к ним. Уйти, чтобы вернуться, не есть хорошо, не так ли?
– Не так ли, – согласилась Анфиса. – Но что же делать этой даме?
– Ничего особенного. Подобный случай уже описан.
– Но там был писатель, а вы – креативщик.
Трепетов изъявил готовность принести себя в жертву.
– Ладно, заделаюсь писателем.
Он прочел страничку черновика. Анфисе больше понравилось не содержание, а эмоции автора.
– Вам будто лет сорок.
– Ну, малость инфантилен я, – признал Трепетов.
– Кажется, я хлебнула лишнего. Мне нельзя больше наливать, – пролепетала Анфиса.
Для Трепетова наступил подходящий момент, и он сказал, что рановато заглядывать так далеко, когда еще не ясно, выдержит ли он мужской экзамен.
– Но фашистская пуля-злодейка оторвала способность мою, – напел Трепетов строчку из Высоцкого.
Анфиса подыграла.
– Ах, батальонный разведчик, неужели ничего не осталось?
– Можно проверить, – предложил он стеснительно.
– Эх, все равно пасть ниже, чем я уже пала, невозможно, – с ироничным отчаянием воскликнула Анфиса.
Ее
Он сказал, что в юности мечтал стать артистом. В доме, где он жил, его соседями были корифеи местного театра. Все красивые, красиво одетые, ведущие красивую жизнь. А красота – это ж мечта. Они тоже когда-то мечтали так жить, и теперь жили в своей сбывшейся мечте. И он, наверное, мог бы так жить, но что-то его остановило. Его застенчивость помешала бы ему быть уверенным в себе на сцене. Он боялся изображения чувств, эта искусственность отталкивала его. В изображении чувств ему виделось кривлянье. А ведь это изображение повторяется из спектакля в спектакль, а он терпеть не мог в чем- то повторяться.
– И это все? – удивленно спросила Анфиса (Трепетов развел руками) и потребовала. – Еще хочу.
На этот раз ему особенно понравилось, как она произносит слово «хочу».
Он справился. А куда бы он делся? Она знала, как помочь ему преодолеть страх. А он сделал открытие, почему по подиуму ходят исключительно худышки. Это нужно не только экономным модельерам. Худоба сексуальна и возбуждает куда сильнее, чем упитанность. Хотя понять это дано далеко не всем. «Если бы худых у нас было больше, это существенно подняло бы рождаемость». Даже в обнаженном состоянии Трепетов строил социальные выводы. Анфиса покатывалась со смеху.
Конечно, она созналась, что у нее никак не выходит из головы.
– Я уже отчасти поняла, в чем ваш креатив, Павел Викторович. Но я не понимаю, за счет чего это у вас получается.
Передвинуть ее с «вы» на «ты» было невозможно. И будет невозможно примерно год, он это легко предвидел. Провинциалки долго осваиваются, хотя, конечно, не все, а вот такие, необыкновенные.
А он сам толком не понимал, как это у него получается. Объяснял это продолжительностью жизни. Не вообще, а своей жизни. Много жил и не уклонялся от всего, что вызывает активную работу мысли. Наоборот, его увлекала эта дурь. И теперь он будто читал все и всех, сам удивляясь, как это у него получается. Нет, у него было объяснение, но врожденная скромность мешала ему пустить его в ход. К тому же он боялся, что с ним произойдет то же, что и с сороконожкой, разучившейся ходить после попытки объяснить, как она это делает.
– Я от вас не отстану, – пригрозила Анфиса. – Я ж не просто так, из любопытства. Вы ж на меня так влияете, что я не могу сопротивляться. Я так и объяснила мужу, и он поверил.
– Почему тогда он не набьет мне морду?
– За что? В таком возрасте? Он воспитанный человек.
– Воспитанный и должен … Ну что тут объяснять? Он просто безразличный. Это в лучшем случае.
– А в худшем?
– А вы будто не догадываетесь. У него кто-то есть.
– Откуда такая уверенность?
– Все оттуда же, Анфиса.
– Вот скажите мне, откуда, и я от вас отстану.
Трепетов так ничего и не сказал. Не мог себя заставить. На самом деле разгадка крылась в том, что он всего-то вырастил себе ум своего времени. Он анализировал вещи и людей на уровне среднего интеллекта сегодняшнего дня, тогда как другие застряли, сами того не сознавая, в прошлом и позапрошлом веках. Вот и все.
– Мой муж воспитанный человек, – сказала Анфиса. – Просто он уважает мои чувства и готов прощать мне все. – Она подумала и добавила, отвечая на недоверчивый взгляд Трепетова. – Тем более, что я давно уже перестала волновать его.