Странные люди
Шрифт:
– У тебя, - Чудика не покидала радость.
– Телевизор будем вместе смотреть.
– Да, но у меня тесновато, Иван...
– Проживем! В тесноте - не в обиде.
– Но я уже недоволен, Иван... то есть Вася!
– вышел из терпения режиссер.
– Разве ты не видишь? Я уже мрачнее тучи, а ты все улыбаешься.
– Ну и хрен с тобой, что ты недоволен. Ничего не случится, если я поживу у тебя с полмесяца. Устроюсь на работу - переберусь в общежитие.
– Но тогда надо другой фильм делать!
– Давай другой делать. Вот я приезжаю, так?
– Ты родом откуда?
– перебил режиссер.
– Из деревни...
– А хотел бы действительно в городе остаться?
– Черт ее... не думал про это. Нет. Мне у нас лучше глянется. Не подхожу я к этому парню-то?
– Как тебе сказать...
– Режиссеру больно было огорчать Васю.
– У нас другой парень написан. Вот есть сценарий...
– Он хотел взять со стола сценарий, шагнул уже к столу, но вдруг повернулся.
– А как бы ты сделал? Ну, вот ты приехал в город...
– Да нет, если уж написано, то зачем? Вы же не будете из-за меня переписывать.
– Ну а если бы?
– Что?
– Приехал ты к знакомым...
– Ну, приехал... "Здрассте!" - "Здрассте!" - "Ты как здесь?" - "Хочу на фабрику устроиться"...
– Ну?
– Ну и все.
– А они недовольны, что тебе придется некоторое время у них жить.
– А что тут такого, я никак не пойму? Ну, пожил бы пару недель...
– Нет, ну, вот они такие люди, что - недовольны. Прямо не говорят, а недовольны. Как тут быть?
– Я бы спросил: "Вам што, не глянется, што я пока поживу у вас?"
– А они: "Да нет, Иван, что ты! Пожалуйста, располагайся!" А сами недовольны, ты видишь. Как тут быть?
– Не знаю. А как там написано?
– Чудик кивнул на сценарий.
– Да тут... иначе. Ну а притвориться бы ты не смог? Ну-ка, давай попробуем! Они плохие люди, черт с ними, но тебе действительно негде жить. Не ехать же обратно в деревню. Давай с самого начала. Помни только...
Зазвонил телефон. Режиссер взял трубку.
– Ну... ну... Да почему же?! Я же говорил!.. Я показывал какие! Тьфу!.. Сейчас я спущусь. Иду, Вася, подожди минут пять... Там путаница вышла... Черти!
– Режиссер вышел.
Чудик закурил.
Вбежала красивая женщина с портфелем. На ходу спросила:
– Ну, как у вас?
– Никак.
– Что?
– Не выходит.
– Режиссер просил подождать?
– Ага.
Женщина порылась в столике сценариев, взяла один...
– Может, вам сценарий пока дать почитать? Почитайте пока. Вот тут закладочка - ваш эпизод.
– Она сунула Чудику сценарий, а сама с другим убежала. И никакого у нее интереса больше к нему не было.
Чудик положил сценарий на стол, взял цветной карандаш и на чистом листке бумаги крупно написал:
"Нет, не выйдет у нас. С пр. Василий".
Домой Чудик пришел часу в шестом. Шел и ясно себе представил, как он сейчас весело расскажет, как он чуть было не стал киноартистом. Как все будут от души смеяться. (Немое изображение: Чудик рассказывает брату, его жене, детям, показывает, как они репетировали с режиссером; все покатываются со смеху, даже маленький в разрисованной колясочке.)
Чудик дорогой улыбался сам себе.
Едва он ступил на крыльцо братниного дома, как услышал: брат Дмитрий ругается с женой. Собственно, ругалась одна Софья Ивановна, а брат Дмитрий только повторял:
– Да ну, что тут!.. Да ладно... Сонь... Ладно уж...
– Чтоб завтра же этого дурака не было здесь!
– кричала Софья Ивановна. Завтра же пусть уезжает! Чтоб духу его тут не было!..
– Да ладно тебе!.. Сонь...
– Не "ладно"! Не "ладно"! Пусть не дожидается - выкину его чемодан к чертовой матери, и все!
Чудик поспешил сойти с крыльца... А дальше не знал, что делать. Ему стало больно. Когда его ненавидели, ему было очень больно. И страшно. Казалось: ну, теперь все, зачем же жить? И хотелось куда-нибудь уйти подальше от людей, которые ненавидят его или смеются.
– Да почему же я такой есть-то?
– горько шептал он, сидя в сарайчике. Надо бы догадаться: не поймет ведь она, не поймет народного творчества!
Он просидел в сарайчике дотемна. И сердце все болело. Потом пришел брат Дмитрий. Не удивился - как будто знал, что брат Василий давно уж сидит в сарайчике.
– Вот...
– сказал он.
– Это... опять расшумелась. Коляску-то не надо бы уж.
– Я думал, ей поглянется. Поеду я, братка.
Брат Дмитрий вздохнул... И ничего не сказал.
Домой Чудик приехал, когда шел рясный парной дождик. Чудик вышел из автобуса, снял новые ботинки и побежал по теплой, мокрой земле - в одной руке чемодан, в другой ботинки. Подпрыгивал и пел громко:
Тополя, тополя-а...
С одного края небо уже очистилось, голубело, и близко где-то было солнышко. И дождик редел, шлепал крупными каплями в лужу; в них вздувались и лопались пузыри.
В одном месте Чудик поскользнулся, чуть не упал.
Звали его - Василий Егорович Князев. Было ему тридцать лет от роду...
Миль пардон, мадам!
Сельсовет. Непомерно большие, мягкие кресла, большой стол, большие диаграммы, плакаты на стенах...
В кресле, почти утонув в нем, ежится Бронька Пупков. Над ним - строгий предсельсовета, в новенькой военной гимнастерке, при ордене Красной Звезды и трех медалях.
– Ну, так што будем делать-то? Бронислав?..
Бронька морщится.