Странствия хирурга: Миссия пилигрима
Шрифт:
Томас почувствовал разочарование. Он сломал печать со словами ANATOMUS GIROLAMUS и развернул послание. Да, никаких сомнений, это его собственное письмо, в котором он рассказывал любимому ученику о признаниях старой Тонии и сообщал ему, что последний пробел в цепи доказательств его знатного происхождения восполнен.
Приор взял в руки второе письмо. Оно было также адресовано Витусу, хотя и другим отправителем. Имя этого человека было Кэтфилд, и он воспользовался печатью Гринвейлского замка, из чего Томас заключил, что у отправителя не было собственной печати и, стало быть, он состоит на службе в замке. И это письмо было вскрыто и снова запечатано.
Наконец он добрался до третьего письма, которое показалось ему наиболее интересным, не столько из-за той же печати со словами ANATOMUS GIROLAMUS, сколько потому, что оно было адресовано ему лично. Досточтимому отцу Томасу, врачу и приору в Камподиосе, —гласили крупные буквы с внешней стороны свитка.
Развернув послание, отец Томас обнаружил, что оно написано на латыни, и немедленно углубился в чтение.
Досточтимый святой отец, глубокоуважаемый коллега!
Сначала позвольте представиться: меня зовут Меркурио Джироламо, я профессор анатомии в университете Падуи. Именно там я и имел огромное удовольствие познакомиться с кирургиком Витусом из Камподиоса и его другом магистром юриспруденции Рамиро Гарсия.
В многочисленных беседах мы дискутировали об искусстве расчленения, о коем кирургик, бывший, насколько мне известно, вашим учеником и помощником, продемонстрировал глубокие познания. Похвала ученику относится и к мастеру!
Однако еще важнее оказались основополагающие выводы, которые нам удалось сделать по вопросу возникновения чумы и борьбы с ней. Поскольку эти познания были по большей части добыты благодаря проницательности вашего бывшего воспитанника, я могу утверждать, не боясь прослыть нескромным: черная смерть может быть побеждена. Важная веха на пути ее одоления поставлена! Виновник зла — одно коварное насекомое: блоха, которой ваш ученик присвоил научное название Pulex pestis.
Все дальнейшие шаги и выводы были описаны им в трактате под названием «De causis pestis», напечатать который в Падуе я имею честь.
Из этих слов вы, глубокоуважаемый коллега, наверное, уже поняли, что Витуса из Камподиоса больше нет в Падуе. В конце октября anno Domini 1579 он вместе со своими друзьями отправился в путь, чтобы добраться до Англии, поскольку, по его словам, миссия его выполнена.
Разумеется, я предположил, что долгие месяцы ничего не услышу о нем, поскольку в зимнее время непросто путешествовать даже в Италии. Тем больше я был поражен, получив от него весточку уже в середине ноября — в форме записки, которая нашла меня через почтового голубя. В то время Витус из Камподиоса находился неподалеку от города Пьяченца и был окружен чумой. Дабы спасти себя, они с друзьями окружили свой лагерь огненным кольцом. Насколько эффективной оказалась эта мера, вы можете судить по тому, что все находившиеся внутри кольца выжили.
Однако не буду углубляться в частности, а остановлюсь на непосредственной цели этого письма: в середине декабря в Падуанский университет была доставлена парусиновая сума, содержавшая два послания Витусу из Камподиоса. Что мне оставалось делать? После недолгого размышления я понял: надо их вскрыть, ибо там могут содержаться важные сведения.
Ознакомившись с письмами, я убедился, что действовал совершенно правильно. Более того, надо было во что бы то ни стало известить о письмах Витуса. Что я и сделал и, к счастью, быстро получил ответ — вновь через почтовою голубя. Ваш бывший ученик написал мне, что немедленно отправляется в Камподиос, и попросил поставить вас в известность на тот случай, если он будет добираться дольше, чем курьерская почта…
— Томас, брат! Ну где ты пропадаешь? — Толстяк Куллус стоял в дверях, и его лунообразное лицо выражало упрек. — Вечерняя молитва вот-вот начнется! — Он тщетно пытался придать своему лицу благочестивое выражение. — Пошли, у меня нет желания снова получать нагоняй от аббата Гаудека. Давай скорей!
Отец Томас с трудом оторвался от чтения. Подняв глаза, он произнес:
— Куллус, друг мой и собрат, отправляйся один на молитву и извинись за меня. У меня здесь письма огромной важности, которые я хотел бы дочитать. Передай аббату Гаудеку, что я попозже зайду к нему.
— Письма? Что за письма? — Необъятный Куллус, который только что крайне торопился, придвинулся ближе к приору. — И что там написано?
Отец Томас предпочел бы ничего не отвечать любопытному собрату, но не нашел для этого веских оснований и поэтому коротко сказал:
— Витус направляется в Камподиос. Наконец возвращается домой, после стольких лет.
— Что? Как? Витус?! И ты только сейчас говоришь мне об этом?! — Куллус, жизнерадостный певун, поклонник Бахуса и чревоугодник, стоял с таким видом, словно на него опрокинули бочонок соленых огурцов. Наконец он пришел в себя. — Ура! Я должен немедленно рассказать об этом другим братьям! — и выскочил из кельи со всей прытью, на которую только был способен.
Томас посмотрел ему вслед и с улыбкой покачал головой. Неисправимый Куллус! Он снова обратился к письму, найдя то место, на котором его прервали.
….Ваш бывший ученик написал мне, что немедленно отправляется в Камподиос, и попросил поставить вас в известность, на тот случай, если он будет добираться дольше, чем курьерская почта.
Чтобы отправить вам это послание, глубокоуважаемый коллега, я позволил себе воспользоваться той же парусиновой сумой, что и некий Кэтфилд, когда пересылал ваше письмо в Танжер, сопроводив его собственным посланием. Обе эпистолы проделали, полагаю, путь, полный приключений…
— Брат, брат! Это опять я!
Отец Томас вздрогнул от неожиданности и увидел в проеме двери возбужденного отца Куллуса, обнимавшего кувшин с вином.
— Что все это значит? Я думал, ты поспешил к вечерней молитве и объяснил причину моего отсутствия.
Поросячьи глазки Куллуса весело поглядывали на собрата.
— Именно это я и хотел сделать, именно это! Но потом передумал. Я сказал себе: негоже отвлекать столько народу от молитвы, а ведь это было бы неизбежно, я бы обязательно проболтался и не смог умолчать о такой важной новости.
— Ну что ж, твоя аргументация весьма изобретательна, ее нельзя полностью игнорировать. А что ты собираешься делать с кувшином вина?
— С кувшином? Ну, я подумал, что ради такого радостного события не грех и капельку выпить, ты так не считаешь? — Куллус постепенно, дюйм за дюймом, опустился на табурет возле стола. Осторожность была оправдана, поскольку некоторые сиденья нет-нет да и разваливались под его весом в самый неожиданный момент. — Вот, Томас, возьми кубок, я сильно разбавил виноградный нектар, дабы ты не отверг его.
— О Боже! Иначе ты все равно не отстанешь. — Томас сделал маленький глоток.
Куллус сделал большой глоток:
— Ну, расскажи, брат, что пишет Витус?
— Мне написал не Витус, а некий профессор Джироламо из Падуи. Ну, а теперь дай мне наконец дочитать до конца его письмо. Вот, возьми послание, которое я когда-то направлял Витусу. Ты еще не забыл? Год назад я сообщил ему, что туман вокруг его происхождения, слава Богу, окончательно рассеялся. Там я упоминал старую Тонию и ее рассказ о матери Витуса, ну и так далее. Прочти сам, чтобы я мог спокойно дочитать. — Отец Томас вновь нашел место, где остановился.
…Обе эпистолы проделали, полагаю, путь, полный приключений, если верить множеству странных помет на них. То, что послания в конце концов такими извилистыми путями прибыли в Падую, больше похоже на чудо. Слава всевышнему!
Позвольте мне под конец, еще раз вернуться к трактату «De causis pestis». Предполагая согласие кирургика, я пошлю вам, глубокоуважаемый коллега, экземпляр этой выдающейся книги, и заранее благодарен за ваш отзыв.
Сердечный привет Витусу из Камподиоса — или я должен называть его «лорд Коллинкорт»? — о благополучном прибытии которого в ваш монастырь я каждый день молю Господа.
С заверением моего высочайшего почтения остаюсь ваш Меркурио Джироламо, профессор Падуанского университета Падуя, 29-й день декабря A.D. 1579
Монастырский лекарь и приор отец Томас опустил письмо и собирался что-то сказать, однако тучный собрат опередил его и пожаловался:
— То, что написано в твоем письме, мне ведь и так прекрасно известно. Это знает каждый в Камподиосе. А что написано в другом письме, брат?
Не говоря ни слова, Томас протянул ему тяжелый профессорский манускрипт и занялся эпистолой Кэтфилда. Как он и предполагал, англичанин, кстати, оказавшийся управляющим замка и всех угодий, выражал сожаление, что послание из Испании не застало его хозяина и тот, вероятно, уже совершает морское путешествие в Танжер. А посему он принял решение безотлагательно послать письмо вдогонку…