Странствия хирурга: Миссия пилигрима
Шрифт:
Церутти воздел свои маленькие, ухоженные руки:
— Есть проблема, падре. Мы фокусники, артисты, циркачи. Церковь говорить, мы почти еретики. Мы пробовать венчаться, но падре не хотят, гнать нас прочь. Си?
Эрнесто было нечего возразить. Он знал, что Церутти не лукавит. Кочующая публика всегда была под подозрением у церкви и в любой момент могла угодить в тюрьму. Ведущие вольную жизнь, они всегда казались порочными, и в спорных случаях их клеймили позором, а то и
Коротышка пискнул:
— Щё такое? Какая проблема, богомолец? Снащала окольцуй их, а потом покрести маленького Церро!
— Как? Я? — Отец Эрнесто оторопел. Однако при ближайшем рассмотрении такая идея начала ему нравиться. Ведь это не может не быть богоугодным делом — освободить двух людей от бремени греха. Почему бы именно ему не заняться этим? — Пожалуй, дети мои, я сделаю это, — торжественно произнес он. — Прямо завтра утром. А потом окрещу Церро, чтобы он рос в любви и под покровительством Всевышнего.
Услышав последние слова, Майя вскочила и расцеловала монаха в обе щеки, что никак не вязалось с ее обычной сдержанной манерой. Церутти тоже не скрывал своей радости и долго тряс Божьему человеку обе руки.
Близнецы Антонио и Лупо затянули старую цирковую песню, и вскоре ее подхватили все остальные. Они пели от всей души, ведь предстояла свадьба, а это во всем мире радостное событие, и Artistas unicos,ярко расписанные, ладно сделанные фургоны которых стояли на подъезде к Алесону, не были исключением.
Как только песня отзвучала, Майя и Церутти ушли в свой фургончик. Внезапно став женихом и невестой, они заволновались, что у них не найдется подходящего для торжественной церемонии наряда. Церро все еще оставался под присмотром Энано, и они могли спокойно удалиться.
— Эх, хорош вещерок! — прокаркал довольный Коротышка. — Хоть куда!
— Совершенно с тобой согласен, — поддакнул Магистр. — Такими молодыми мы никогда больше не встретимся. — Он сильно прищурился, что не укрылось от Хоакина, шлифовальщика стекол.
— Эй, Магистр, — воскликнул он, — готов сожрать метлу, что это те самые линзы, которые я когда-то смастерил тебе!
Маленький ученый ухмыльнулся:
— Тебе не придется лакомиться этим блюдом. Я сносил уже по меньшей мере три или четыре пары. Одна хуже другой. А этот последний шлифовальщик из Генуи разбирался в своей профессии не больше, чем корова в игре на скрипке.
Хоакин расхохотался. Подойдя поближе, он снял с носа Магистра приспособление и осмотрел бериллы при свете костра.
— Действительно, неважная работа, — подтвердил он. — Завтра утром получишь от меня новые линзы.
— Благодарю тебя, друг, тебя послало само небо! Похоже, завтра произойдет куча событий, и все сплошь радостные!
— Между прочим, мы можем выпить за них уже сегодня! — со смехом поддержал его шлифовальщик. Крючками, которые заменяли ему правую кисть, он ловко обхватил горлышко сосуда с вином, закрепил зажимы и таким образом смог поднять посудину и налить из нее. — Давай твою кружку, Магистр, и вы все тоже!
— Salud! Cheers! Lechaim! Salute! — раздалось на разных языках. — Ваше здоровье!
Все выпили и вздохнули: давно им не было так хорошо. А узнав, что этот благословенный день еще и день рождения кирургика, тут же выпили снова.
Принимая поздравления со всех сторон, Витус попробовал направить беседу в другое русло и заговорил с Антонио и Лупо:
— Расскажите, как дома дела. Здоров ли ваш отец? Как поживает мама?
Антонио ответил за обоих:
— Мы уже больше года не видели родителей. Мама хворала немного, но сказала, чтобы мы не беспокоились и уезжали. Отец поначалу возражал, ты ведь знаешь его, но в конце концов уступил. Мы же возвращаемся домой не с пустыми руками, а привозим парочку симпатичных золотых реалов.
— Ваш отец — человек с принципами. Крестьянским сыновьям место на хуторе, в этом он убежден. Так что радуйтесь, что он вообще отпустил вас тогда, в семьдесят шестом. Матери своей Ане спасибо скажите. И, конечно, изобретательному Церутти.
Магистр, которому Хоакин налил еще раз, вставил:
— Сколько вам, собственно, лет, молодая поросль? Уже двадцать?! Царица небесная! Молодежь растет и приближает нас к могиле.
— А как поживают братья и сестры? — расспрашивал Витус. — Как Гаго?
Гаго был самым младшим в этом богатом детьми доме. Четыре года назад Витус удачно прооперировал его заячью губу, и малыш буквально воскрес.
— Просто здорово! Ему уже почти десять, и он самый большой хвастун во всей округе. От заикания не осталось и следа.
Лупо добавил:
— Кончита, Бланка, Педро, Мария и Мануэла тоже хорошо поживают. Только о Нине мы давно ничего не слышали. Она учится у отца Томаса в Камподиосе, и отец жутко гордится ею. Когда в таверне речь заходит о ней, он всегда говорит людям: «Небось не думали, что у Карлоса Орантеса такая смышленая дочурка вырастет, а?» А Нине при этом скоро восемнадцать, и она не любит, когда отец ее так называет.
— Уже восемнадцать? — Перед мысленным взором Витуса возникло девичье лицо, нежная красота которого тронула его когда-то.