Странствия
Шрифт:
— Если его учение противоречит вашему, так противоречьте ему своим, только предоставьте мне быть судьей в этом споре, так как я не хочу, чтобы вы оскорбляли его своей яростью. Он иностранец и доверился моему слову.
Ответ этот привел бонз в крайнее возмущение. Но так как преподобный отец считал, что проповедовать святое имя Христово необходимо прежде всего среди наиболее знатных людей, ибо, по его разумению, потом легче будет достигнуть обращения простонародья, он решил перебраться в королевство Фирандо, находившееся на сто легуа севернее, что и сделал, когда выдалось подходящее время. Тем восьмистам душам, которых он обратил в свою веру, Франциск Ксаверий оставил в качестве пастыря в Кангешуме Пауло де Санта Фе, продолжавшего еще пять месяцев посвящать новообращенных в учение католической церкви. Но тут его начали преследовать бонзы, и он вынужден был перебраться в Китай, где был убит пиратами, орудовавшими в королевстве Лиампо. Оставшиеся в Кангешуме без духовного отца или брата, просвещающего их в вере, восемьсот христиан все же по милости божьей не отступили от учения, которое изложил им в письменном виде святой отец, все семь лет, пока они жили без духовного пастыря.
После того как святой отец пробыл двадцать дней с небольшим в королевстве Фирандо, он решил прощупать всех язычников в стране, чтобы узнать, какая почва окажется наиболее благоприятной для его проповеди. При нем состояли тогда испанец отец Козме де Торрес, который, еще будучи солдатом, попал из Панамы на Молуккские острова с армадой, которую в 1544 году послал туда вице-король Новой Испании, а затем, находясь уже в Гоа, по совету и настоянию отца магистра Франциска, вступил в орден Иисуса; второй был мирянин, вступивший в духовную общину, тоже испанец, уроженец города Кордовы, по имени Хуан Фернандес — человек это был в высшей степени скромный и добродетельный. Святой отец оставил отца Козме де Торреса в Фирандо, а в обществе другого отца, Хуана Фернандеса, отправился в город Миоко, расположенный на самой восточной оконечности Японского острова, ибо ему сообщили, что там постоянно пребывает кубункама — высшее духовное лицо среди их жрецов, а также три других сановника, называемых в Японии королями, каждый из которых занимается исключительно один правосудием, другой военными, а третий внутренними делами государства. За время этого путешествия Франциск Ксаверий претерпел много лишений, поскольку ему пришлось идти и по трудно проходимым горам, и страдать от холода, ибо уже наступила зима, а на широте сорока градусов в это время года и дожди, и холода, и ветры таковы, что вынести их нет никакой возможности, а святой отец не имел необходимой одежды, да и пища его была весьма скудной. А так как и денег у него не было, то там, где установлены были заставы и иностранцев пропускали за определенную плату, он делал вид, что является пешим слугой какого-нибудь встретившегося ему на пути дворянина, и, чтобы не застрять в дороге, старался не отставать от лошади, на которой ехал его мнимый хозяин.
Когда святой отец прибыл наконец в прославленный город Миоко, столицу всей Японской монархии {358}, ему не удалось повидать, как он хотел этого, кубункаму, ибо за посещение его потребовали со святого отца сто тысяч кайша, что соответствует нашим шестистам крузадо, об отсутствии каковых он горько пожалел, ибо без них он не мог осуществить свое заветное желание. Пребывание Франциска Ксаверия в этой части страны не послужило на благо делу Христову, ибо междоусобицы и распри, дело у них, впрочем, достаточно обычное, раздирали тогда Японское государство. Были и другие причины, излагать которые я воздержусь, но ясно говорившие о том, как сопротивляются противники креста всему тому, что сей раб божий старался сотворить на земле.
Святой отец, видя бесплодность своих усилий, перешел из столицы в Сикай, город, расположенный в восемнадцати легуа от Миоко. Оттуда морским путем он отправился в королевство Фирандо, где оставил отца Козме де Торреса, и провел там несколько дней, но не для того, чтобы отдохнуть от пережитых испытаний, а для того, чтобы подвергнуть себя новым и большим. Из Фирандо отец Франциск перебрался в королевство Омангуше, где до 5 сентября 1551 года, за год с небольшим, что он провел в его столице, обратил в христианство более трех тысяч душ. Там он получил известие о прибытии в Бунго португальского корабля. Желая проверить этот слух, он послал туда за шестьдесят легуа сухим путем одного христианина по имени Матеус со следующим письмом капитану и находящимся на его судне купцам:
«Любовь и благоволение Иисуса Христа, истинного бога и господа нашего, да изберет по бесконечному его милосердию обитель в душах Ваших. Аминь. По некоторым письмам, полученным с места Вашей стоянки купцами нашего города, можно заключить о благополучном прибытии Ваших милостей, но, так как известие это показалось мне не настолько достоверным, сколько бы хотелось моему сердцу, я послал этого христианина проверить его. Очень прошу сообщить мне с ним, куда Вы направляетесь, из какого порта намерены отплыть и когда собираетесь вернуться в Китай, ибо я хотел бы приложить все усилия, чтобы провести этот год в Индии. О себе же напишите Ваши имена, и название корабля, и кто на нем капитан, а также все ли тихо и мирно в Малакке. Приготовьтесь также украсть от дел Ваших некую толику времени, чтобы проверить свою совесть, ибо это такой товар, на котором нажиться можно куда вернее, чем на китайских шелках, как бы на них ни умножались деньги, ибо я собираюсь, если это только будет угодно господу нашему, направиться к Вам, едва получу Ваш ответ. Иисус Христос да хранит нас всех по милосердию своему и дарует нам жизнь на святое служение ему. Аминь.
Совершено в городе Омангуше сентября 1 дня 1551.
Брат во Христе ваших милостей Франциск».
Посланец с этим письмом прибыл туда, где мы находились, и был всеми принят так хорошо, как он того заслуживал. Святому отцу сразу ответило шесть или семь человек, как капитан, так и купцы, сообщив много новостей об Индии и Малакке, а также что отсюда они должны через месяц отплыть на своем корабле в Китай, где сейчас грузятся три их судна, собирающиеся в январе идти в Гоа. На одном из этих судов находится друг его преподобия Диого Перейра, с которым ему будет приятно совершить этот путь.
С этим ответом отправили назад доставившего письмо христианина, который остался очень доволен полученными подарками и хорошим приемом, оказанным ему португальцами в течение всех тех дней, что он оставался у них. Обратный путь он проделал за пять дней и вернулся в Омангуше, где святой отец принял его с радостным волнением, вызванным уверенностью, что корабль действительно пришел, равно как и полученными письмами. Через три дня Франциск Ксаверий уже направлялся в город Фушеу, столицу королевства Бунго, куда на корабле, принадлежащем Дуарте да Гама, прибыли и мы, тридцать португальцев, намеревавшихся там торговать. В ближайшую субботу к нам пришли три японца-христианина, сопровождавшие святого отца; они сообщили капитану, что Франциск Ксаверий задержался в двух легуа от города в местечке под названием Пинлашау, из-за того что у него сильно заболела голова, а ноги распухли после шестидесяти легуа пути, и, что, как им кажется, ему потребуется или несколько дней на отдых, если он захочет идти пешком, или конь, на котором бы его доставили, если только он на это согласится.
Глава CCIX
Как преподобный отец прибыл в порт Финже, где находился наш корабль, и о том что произошло, пока мы не отправились в город Фушеу к королю Бунго
Когда капитан корабля Дуарте да Гама узнал от трех японцев, что отец магистр, больной, лежит в деревне Пинлашау, он немедленно дал знать португальцам в Фушеу, которые торговали своими товарами в этом городе, отстоявшем от порта, где стоял корабль, на одну легуа, и те в великом волнении немедленно явились. Обсудив, как лучше поступить, они решили, что за Франциском Ксаверием нужно поехать, что тотчас и было сделано. Не успели, однако, мы проехать и четверти легуа, как святой отец повстречался нам в обществе двух христиан, обращенных меньше месяца тому назад. Это были дворяне из самых знатных семей этого королевства, у которых король, за то что они переменили веру, отобрал две тысячи таэлей ежегодных доходов, что составляет три тысячи крузадо.
Все мы были одеты в праздничное платье, ехали на хороших конях, и когда мы увидели, что японцы идут пешком и по очереди несут мешок, в котором было сложено все, что святому отцу было нужно, чтобы служить мессу, мы остановились в глубоком смущении — нам стало стыдно и грустно. Так как святой отец ни за что не соглашался сесть на лошадь, нам, хоть он и возражал против этого, пришлось сопровождать его пешком, что послужило хорошим назиданием для двух новообращенных.
Когда мы подошли к реке Финже, на которой стоял корабль, святой отец был встречен там с великим ликованием. В честь его четыре раза был дан залп из шестидесяти трех каморных пушек, фальконетов и бомбард, причем все или большинство стреляли ядрами или картечью, отчего грохот получился чрезвычайный, особенно потому, что звук отдавался в ущельях окрестных гор. Король, находившийся в это время в городе, услышав этот великий грохот и напуганный столь необычной канонадой, решил, что у нас завязался бой с целой армадой пиратов, о которых уже некоторое время поговаривали в городе, и срочно послал одного дворянина узнать, что случилось. Последний, прибыв к Дуарте да Гаме, передал ему письмо короля и сделал ему несколько приличествующих случаю предложений. Дуарте да Гама ответил ему со всей почтительностью и учтивостью, к которой обязывало письмо, а также предложенные услуги, что мы празднуем прибытие Франциска Ксаверия, ибо это святой человек, которого очень уважает наш король. Дворянин, весьма пораженный тем, что ему пришлось услышать и увидеть, ответил:
— Право, не знаю, что доложить моему государю, ибо наши бонзы уверили его, что этот человек совсем не святой, как вы это считаете, и им случалось видеть, как он разговаривает с дьяволами, с которыми он в союзе. И если ему и удается совершить некоторые чудеса, приводящие в изумление темных людей, то это все от нечистой силы. Бонзы говорят, что он беден, настолько беден, что даже вшам, которыми он покрыт, противно есть его тело. Боюсь, — добавил он, — что после этого король потеряет к бонзам всякое доверие и никогда больше не захочет ни видеть их, ни слышать, ибо человек, ради которого вы все это делаете и которого вы так чествуете, надо полагать, действительно свят, как вы о нем говорите, и совсем не такой, каким бонзы постарались его изобразить королю.