Страшен путь на Ошхамахо
Шрифт:
Кузнец уйдет – то, что сковал, оставит.
Мудрец уйдет – то, что сказал, оставит.
* * *
На крутосклонном берегу Псыжа накапливалось татарское полчище, вновь точившее зубы на Кабарду. Готовилась присоединиться к татарам и ногайская орда, однако планы страшного набега были расстроены: с севера выступило девятитысячное войско Апраксина, рассеявшее
Кабардинцы обрушились на татар стремительно и яростно. Множество врагов посыпалось в реку, словно каменная осыпь с подмытого обрыва. Сколько их было побито, а сколько потонуло в быстрой Кубани, определить было невозможно; ясно одно – захлебнулось в мутной воде крымское нашествие.
Князь Черкасский, осчастливленный столь блестящим завершением своей миссии, поспешил послать «ведомость» в Россию…
* * *
«В канцелярию Правительствующего сената в письме адмирала генерал-кавалера Адмиралтейства графа Федора Матвеевича Апраксина, писанном из Троицкого сентября 15-го, а в Москве полученном сего октября в 3-м числе, написано, что де сентября 13 числа писал к нему от реки Кубани князь Александр Бикмурзин, сын Черкасской, что де августа 30 числа у горских черкас с кубанцами, которыми командовал мурадын салтан, был бой, на котором оных кубанцов черкасы побили 359, да в полон взяли 40 человек, а других потопили в реке Куба-ну; и сам де салтан ушел ранен с немногими людьми. Также и лошадей взято многое число; и с тою ведомо-стию кабардинские владельцы прислали узденей своих Салтан-Алея Абашева, с товарыщи 3-х человек и просили чрез письмо, что тех присланных узденей отправить до царского величества…»
После боя Черкасский, Казаноков и несколько князей и тлекотлешей ехали шагом вдоль неширокой береговой полосы, где совсем недавно затихло сражение.
Их обогнал, проскакав галопом, всадник на черном, без единого пятнышка, коне. Поправляя на ходу сползавшую с плеча черную бурку, он на мгновение обернулся и кивнул головой Казанокову. А Черкасский вспомнил это молодое, но мрачное лицо с нахмуренными бровями и резкой складкой между ними.
– Кто это? – спросил он у Джабаги. – Я его видел во время боя. Парень орудовал похлеще, чем косарь на лугу!
Казаноков задумчиво посмотрел вслед всаднику:
– Кубати его зовут…
– А из какого он рода? Какого звания? Джабаги ответил:
– Из какого рода? Из человеческого он рода. А его звание – адыгский мужчина…
* * *
В тот же день у Казанокова состоялась важная беседа с Канболетом. Ответив друг другу на неизменные вопросы о здоровье родных, о делах, о разных новостях и поделившись впечатлениями о сегодняшнем побоище, они заговорили о Кубати.
– Так ты видел его? Даже не остановился? – Тузаров озабоченно покачал головой. – Не знаю, как с ним быть. Решил, глупый, что он, видишь ли, не должен обременять нас своим присутствием.
– Ну нет, он не глупый, а гордый.
– Я понимаю. А вот как объяснить это бедной девушке? Хотя… она тоже,
наверное, понимает, только веселья у нее от этого не прибавляется.
– Но она все еще ждет? Надеется?
– Ждет.
– Попытайся убедить его…
– Да разве я не пробовал! Я хочу тебя попросить, Джабаги, – потолкуй с ним. У тебя получится. А?
– Ну что ж, потолкуем… Обязательно потолкуем.
– Ты уже что-то придумал!
– Придумал. И я должен тебя предупредить.
* * *
Через несколько недель, поздним вечером, в бывший емузовский двор въехал одинокий всадник.
– Эй, Кубати! Седлай скорее коня! – раздался чей-то решительный голос, показавшийся парню знакомым.
Поспешно одевшись, Кубати выскочил во двор. Он вплотную приблизился к нежданному гостю и узнал при свете луны Казанокова.
Подбежал Куанч, схватил повод казаноковской лошади:
– Вот так гость!
– Нет, Куанч! – сурово сказал Джабаги. – Я не гостить приехал. Мне нужен Кубати.
Кубати, ни слова не говоря, пошел седлать Фицу.
– А я не нужен? – обиделся Куанч.
– Для моего дела достаточно двоих. Через пару дней вернется твой Кубати.
Под утро они уже были далеко за Баксаном, а к закату солнца, передохнув днем, приблизились к Тереку.
С грустью смотрел Кубати по сторонам, вспоминая события одиннадцатилетней давности. Где-то здесь один его дядя убил другого, здесь же в кровавой резне погиб на его глазах старший Тузаров со своими людьми… Вспомнились холодные волны реки и та жуткая ночь возле тела Исмаила: зябкая дрожь пробежала по спине Кубати.
Едва лишь стемнело, всадники перебрались вброд через терские протоки.
На том берегу Джабаги сообщил наконец о цели их поездки:
– Будем воровать невесту. Кубати слегка оживился:
– Ну вот и наш Джабаги женится! Я рад, что ты оказал мне честь сопровождать тебя.
– У тебя конь выносливее моего, – продолжал Казаноков, не отвечая на слова Кубати. – Поэтому ты и повезешь девушку. Вынесешь ее со двора тоже ты.
– Хорошо.
– Собак там нет, а невеста предупреждена. Будет наготове.
– Ясно.
На самом деле Кубати многое было неясно. Почему такой знаменитый человек, как Джабаги, решил воровать девушку? Или она уже была обещана другому? В таком случае не повредит ли Казаноков, если увезет чужую невесту, доброму своему имени? А впрочем, все это Кубати не касалось, а уж задавать нескромные вопросы – совсем не его дело.
Вдали показалось небольшое селище, и Джабаги остановился:
– Подождем темноты. Похоже, ночь и сегодня будет лунная, но мы успеем до восхода луны.