Страшные сказки для дочерей киммерийца
Шрифт:
Эти грибы и травки давали отступникам небывалую силу. Дух надышавшегося или испившего отвар отделялся от тела и поднимался до самых небес, где на равных беседовал с богами, узнавая все их помыслы и чаяния. Казалось бы — чего ещё желать? Атенаис тогда прямо спросила Халька, может ли их тарантийский друид дать ей эту травку или отвар — она очень-очень хотела бы побеседовать кое-с кем из богов. А ещё лучше — богинь. У них бы нашлось о чём поговорить!
Вот тогда-то Хальк и объяснил, кряхтя и вздыхая, что не всё так просто было с этими травками. Не зря же сами друиды объявили своих чересчур увлечённых отварами а дымокурениями собратьев отступниками и публично срезали
А дело всё было в том, что слишком рьяно соблюдающий грибные ритуалы друид через некоторое время уже не мог жить без ядовитых отваров и курений. Лишённый их, он впадал в неистовство, мог неделями не спать и не есть, был готов совершить любые подвиги и преступления, только чтобы добраться до вожделенного зелья. Такие друиды с голыми руками бросались на вооружённых стражников — и зачастую побеждали. Они становились подобны демонам — злые, безумные и почти неуязвимые.
Мысль, заставившая Атенаис содрогнуться под тёплой накидкой, заключалась в том, что поведение верховной жрицы Деркэто очень похоже на то, о чём тогда рассказывал старый свиткохранитель. Все предыдущие дни она была неутомима и зла, ничего не ела и почти не спала, с каждым поворотом клепсидры становясь всё более нервной и раздражительной. В последнюю ночь, уже после перевала, она чуть ли не в голос рыдала, когда всё-таки пришлось остановиться. И пинками подняла людей и животных задолго до света — первое время пришлось идти практически наощупь.
Она действительно вела себя, как друиды-отступники, лишённые своего зелья. А сегодня…
Сегодня она была благодушна и довольна, много говорила и восторгалась всем подряд. И — никуда уже более не торопилась.
Совсем как друид-отступник, наконец-то всласть надышавшийся дымом вожделенной травки и наобщавшийся со всеми подряд богами так, что больше уже и не хочется…
Может быть, та вчерашняя трава, что Нийнгааль в костёр бросила, вовсе и не во сне была? Может быть — этот отступнический ритуал именно так и выглядит?
— Ты прекрасна, дитя дикого короля из далёкой страны.
Нийнгааль больше не смотрела на озеро. Она на Атенаис смотрела. В упор. Со странной смесью восторга, печали и раздражения. И ещё чего-то, очень похожего на ревность.
— Волосы как шёлк и такая нежная кожа… Не удивительно, что Он тебя одобрил. Он был ласков со мной. Я всегда привожу ему лучших. А из тебя получится просто чудесная невеста. Самая лучшая за последние полсотни зим…
Похоже, в этот момент грусть взяла верх над переменчивым настроением жрицы Деркэто. Атенаис отстраненно подумала, что это очень похоже на воздействие крепкого вина. Но ведь жрица почти не пьёт — так, слегка подкрашивает вином воду для вкуса, и всё.
Значит, действительно, травка.
Но травка там или не травка, подобным состоянием похитительницы стоило воспользоваться и узнать хотя бы что-нибудь о том месте, куда её везут. Только расспрашивать следует осторожно и издалека. Пусть считает обычным девичьим любопытством.
— А этот Повелитель, Госпожа, он… красив?
Нийнгааль рассмеялась, запрокинув голову. Смеялась она долго, и под конец этот истеричный и совсем не хрустальный смех её был больше похож на клёкот. Или плач.
— О! Он самый красивый Повелитель во всем подлунном мире!
Глаза её оставались сухими и цепкими. И от Атенаис потребовалось немалое мужество, чтобы продолжить расспросы под обжигающим взглядом этих лихорадочно прекрасных глаз. Но расспросить было нужно. Особенно теперь, когда окончательно стало ясно, что отец ничем не сможет помочь. Он наверняка давно уже потерял их след,
— Он богат?
Снова смех — на этот раз короткий и сухой.
— Очень. Ты поразишься, когда увидишь его башню. Стены внутренних покоев там сплошь выложены драгоценными камнями, а вся металлическая утварь — только из золота и серебра.
— А эта его башня… я скоро её увижу? Она далеко?
— Уже нет. Радуйся, прекрасная дочь короля-варвара! Ещё каких-то два-три дневных перехода через Шан-э-Сорх — и ты увидишь знаменитую Рубиновую Башню. И своего будущего супруга. Он уже ждёт тебя.
Атенаис слегка приободрилась.
Если нет ни малейшей возможности сопротивляться — может быть, стоит смириться с неизбежным и попытаться получить максимальное удовольствие из любой ситуации, пусть даже и самой плохой? Всё равно ведь у королевских дочерей никогда не было права самостоятельно выбирать себе супругов, это общее правило. Их долг — укреплять политические связи родственными, собственным телом проложив мост между государствами, как высокопарно выразился однажды свиткохранитель. Рано или поздно отец всё равно нашёл бы ей выгодного мужа. Не ей выгодного. Себе. А она, возможно, до самой свадьбы его бы даже и не увидела. Так стоит ли так уж сильно негодовать по тому поводу, что выбор этот сделан не отцом и несколько раньше того времени, на которое она рассчитывала? Ведь она же хотела поскорее. Возможно, боги услышали её молитвы и решили помочь.
Может быть, всё ещё даже и к лучшему обернётся. Не для людоедских культов последователей Йога похитили ведь. А самому Повелителю в законные супруги, хоть и неясно, кто он такой, этот Повелитель, и кем же он, собственно, повелевает! Но чем этот неведомый Повелитель Нийнгааль хуже какого-нибудь чёрного короля, вполне возможно, уже давно припасённого для неё отцом? Он ведь тоже что-то вроде здешнего правителя, раз уж даже высшая жрица Деркэто называет его Повелителем. К тому же — красивый и богатый, что тоже немаловажно.
— Госпожа, а что такое Шан-э-Сорх?
— Это пустыня, — Нийнгааль хихикнула. Похоже, её забавляло, что кто-то может не знать таких простых вещей. — Великая Красная пустыня Шан-э-Сорх! Слышишь, как даже в самом названии этом шуршит под ветром колючий красный песок? Ш-ш-шан-э-С-с-сорх-х-х, Ш-ш-шан-э-с-с-сорх… Вот там, среди вечный ветров за чудным оазисом Ахлат и стоит Рубиновая Башня моего Повелителя…
Красная пустыня Шан-э-Сорх.
Атенаис почувствовала себя так, словно её со всей силы ударили в живот. Кое-что из рассказов Халька про эту самую Красную Пустыню она всё-таки помнила. В частности — то, что там никто не живёт, кроме диких кочевников. И Повелитель, про которого рассказывает Нийнгааль, наверняка повелевает многочисленной дикой ордой полуголых пустынных бродяг. С неё станется, с этой проклятой жрицы!
И тогда вполне объяснимым становится её непонятное до этого времени злорадство — она ведь ни в чём не обманывает свою пленницу. Главарь кочевников действительно может владеть несметными с точки зрения городского жителя богатствами — в Красной Пустыне много заброшенных городов, давным-давно покинутых людьми, в полузасыпанных красным песком капищах полно богатых подношений стозимия назад позабытым богам.
Кочевники действительно едят из золотой посуды — но при этом такую гадость, от которой отказался бы и последний тарантийский нищий. Да и гадости этой — и то не досыта. Они действительно могут облицовывать драгоценностями стены своих убогих жилищ, но при этом живут впроголодь, ходят в страшном рванье и спят почти что на голой земле.