Страшный рассказ
Шрифт:
Так что при прочих равных условиях Настя, пожалуй, все-таки устроила бы хорошенький разнос Петровне, которая была втрое старше ее. И старуха проглотила бы это без единого звука. Уж кто-кто, а Настя Стрешнева умела поставить на место вспомогательный персонал. Да и как тут не уметь, при таких-то учителях? Но сейчас Насте Стрешневой было не до Петровны — у нее имелось гораздо более срочное дело.
Быстро и бесшумно ступая в своих бесформенных хирургических бахилах, Настя прошла по коридору, повернула за угол и заглянула в перевязочную. Здесь никого не было и привычно пахло спиртом и дезинфицирующим раствором. Настя быстро вошла, не включая свет, заперла дверь на задвижку и, подойдя к окну, вынула из кармана униформы плоский серебристый параллелепипед мобильного телефона. Неоновый экранчик бесшумно осветился,
— Ольга Павловна? Добрый вечер. Это Стрешнева говорит…
Она уже заканчивала короткий разговор, когда в оконное стекло с барабанным стуком ударили первые капли начинающегося ливня — первого по-настоящему теплого, весеннего ливня в этом году.
Когда Александр Дымов подъехал к дому, все его внутренности — те, что в народе именуются поджилками, — все еще тряслись отвратительной мелкой дрожью. По дороге он попал под сильный ливень и теперь жалел, что не угробился вместе с машиной, влетев на полном ходу под колеса какого-нибудь мусоровоза, — тогда, по крайней мере, все его проблемы решились бы сами собой. Загоняя «копейку» на стоянку во дворе, он недовернул чересчур тугой для такой маленькой машины руль и едва не задел крылом роскошный «Крайслер Империал», принадлежавший соседу по подъезду — тупому, раскормленному скоту с бандитскими замашками. В самое последнее мгновение он все-таки заметил, что вот-вот натворит, и ударил по тормозам. Тормозные колодки отвратительно заныли, но машина остановилась с большой неохотой. Выставив голову в окно, Дымов оценил зазор между бампером своей машины и золотистым бортом «Крайслера». Зазора почти не было — так, какой-нибудь миллиметр, от силы полтора, — однако Александра в его нынешнем состоянии это оставило равнодушным. Он словно находился под воздействием сильной анестезии и не чувствовал ничего, кроме противной, выматывающей остатки нервов внутренней дрожи.
Воспользовавшись моментом, «копейка» радостно заглохла. Минуты две Дымов безуспешно терзал стартер, пытаясь завести норовистый механизм. Наконец это ему удалось, машина ожила. Двигатель злобно взревел — Александр утопил педаль акселератора почти до пола, — но тут же сбросил обороты и затарахтел, как швейная машинка. Дымов со скрежетом воткнул заднюю передачу, заставил машину попятиться, снова переключил скорость и, всем телом налегая на упрямый руль, все-таки загнал свой драндулет на отведенное ему место.
Заглушив мотор, Александр еще немного посидел в воняющем бензином и освежителем воздуха салоне. Ему нужно было совладать с нервной дрожью, потому что дома его ждала Ольга — Ольга, которая ни о чем не должна была знать, которой нельзя было позволить заподозрить что-то неладное. Да что там — заподозрить! Задача, стоявшая перед ним, была во сто крат сложнее. Теперь он должен был вести себя так, чтобы обмануть не ум жены, о котором Дымов никогда не был слишком высокого мнения, а ее женское чутье. Принимая во внимание недавно открывшиеся обстоятельства, он сомневался, что ему это удастся. У него оставалась только одна надежда, единственный способ выйти сухим из воды: свалить все на Борова, приписать свою взвинченность неприятностям на службе — службе, которой у него больше не было.
Закуривая, Александр заметил, что у него сильно трясутся руки. В открытое окно машины тянуло прохладным порывистым ветерком, небо на северо-западе хмурилось, но ветер уже потерял силу, грозовая туча пролилась, истощилась на другом конце Москвы, задев самым краешком Центр, и было ясно, что сюда дождь не доберется. Вдали еще полыхали редкие голубоватые зарницы, но ветер уносил обессилевшую тучу куда-то в сторону, на восток, — если, конечно, Александр не перепутал стороны света, что в его теперешнем состоянии было бы неудивительно.
Смяв в пепельнице длинный окурок, он поднял стекло, проверил, заперты ли двери, и вышел из машины. Сумасшедший день закончился, теперь Дымову предстоял тягостный вечер в семейном кругу — скучный и в то же время напряженный, как черно-белое «элитное» кино.
Только дойдя до подъезда, Александр заметил, что на крыльце стоит сосед — тот самый, с золотой цепью, скрытой двойным подбородком, с золотыми же перстнями на вечно жирных пальцах. Сосед был одет по-летнему — в длинные, до колен, шорты, из широких штанин которых торчали бледные незагорелые ноги, в просторную майку, выпукло круглившуюся на объемистом животе и жирных плечах, и в кожаную безрукавку со множеством карманов. На ногах у него красовались открытые сандалии, позволявшие видеть голые пальцы с желтоватыми ногтями, на левом запястье болталась битком набитая барсетка. Мобильный телефон последней модели — маленький, как игрушка для грудных младенцев, и стоивший никак не меньше машины Дымова — свисал с жирной шеи на пестром нейлоновом шнурке.
Дымов рассеянно поздоровался и потянулся к дверной ручке, но сосед загородил дверь своей жирной тушей. От него остро тянуло застарелым потом и одеколоном. До Александра с большим опозданием дошло, что сосед, вероятнее всего, стоит тут уже давно и, следовательно, наблюдал сцену парковки от начала до конца. Вряд ли эта сцена его порадовала, и теперь этот тупой наглый скот, по всей видимости, вознамерился учинить разбор полетов.
Так оно и оказалось.
— Слышь, чудила, — со снисходительным презрением процедил сосед, — погоди, куда ломишься? Ты вроде тоже тут обитаешь? Вот и перетрем базар чисто по-соседски, понял? Ты чего творишь-то? Куда ты типа прешь на своем керогазе? Совсем, что ли, башню снесло? Или у тебя баксов полный багажник?
— В чем дело? — стараясь придать голосу недостающую твердость, суховато осведомился Александр.
— Дело, братан, в прокуратуре, — объяснил сосед, — а у нас с тобой нормальный базар. Нет, ты послушай, если ты «Вторчермет» ограбил, так это твои проблемы. Только держи свой металлолом подальше от реальных тачек, а то на такие бабки попадешь, что мама, не горюй!
— В чем дело? — повторил Дымов, на полтона повысив голос.
Робость, которую он всегда испытывал по отношению к этой горе заросших тугим салом мышц, неожиданно прошла. Теперь Александр чувствовал нарастающее раздражение смертельно усталого человека, которому не дает уснуть настырный комар. Руки и ноги понемногу становились легкими, невесомыми, совсем как утром в кабинете у Борова, и Дымов понял, что вот-вот снова выкинет что-то дикое, ни с чем не сообразное. Впрочем, сейчас, как и в кабинете любимого начальника, это ощущение скорее радовало, чем пугало. В конце концов, у него были гораздо более веские причины для страха, чем вот этот наглый кретин.
— Чего орешь-то, чучело? — презрительно осведомился сосед, глядя на Александра сверху вниз. — Чего ты заладил, как попка: «В чем дело, в чем дело»? В бубен давно не получал? Ты мне машину изуродовал — вот в чем дело!
— Я ее даже не задел, — негромко произнес Александр, чувствуя, как ладони сами собой сжимаются в кулаки. — На вашей машине ни царапины. А теперь, если позволите, я хотел бы пройти. У меня был трудный день, я устал.
— Ни хрена себе заявочка, — удивился сосед, продолжая загораживать дверь. — Устал он! Может, тебя прямо здесь на отдых уложить? Не задел… Что ты не задел? Где ты не задел? Это еще посмотреть надо, задел или нет! А что меня чуть инфаркт не хватил, пока ты там на своем корыте тыкался, это что, мимо кассы? Это тебе по барабану, да?
— Да, — сказал Александр, — по барабану. Компенсации не будет, если вы на это намекаете.
— Я? — оскорбился сосед. — Я намекаю?! Да я тебе сейчас так намекну, что тебя легче будет закрасить, чем от стенки отскрести!
Дымов почувствовал, что теряет связь с реальностью. Так уже бывало несколько раз; процесс этот не был постепенным — напротив, все происходило мгновенно. В мозгу словно соскакивал спусковой крючок, и на какое-то время Александр Дымов как будто переставал существовать, уступая место странному и опасному созданию, способному совершать неописуемые, не лезущие ни в какие ворота поступки. Наверное, в этом была виновата наследственность: по слухам, его прабабка была подвержена таким же вспышкам неконтролируемого, необузданного гнева. Отец рассказывал ему, как она однажды швырнула топором в свою собственную дочь — то есть в его, Александра, бабушку — только за то, что та не уследила за курами и они забрались в огород. Топор, к счастью, пролетел мимо — пробил насквозь дощатую дверь сарая и застрял в ней намертво. Ну а если бы не пролетел?